Хроники Заводной Птицы
Шрифт:
Но в то же время мне пришла в голову и другая мысль: «Не может же это продолжаться вечно? Однажды утром я проснусь – и боли не будет, она исчезнет неожиданно, без всяких объяснений – и передо мной откроется новая, спокойная жизнь, в которой ей не будет места». Но уверенности, что это произойдет, у меня не было.
Я откровенно рассказала все Мальте: «Жить с такими муками я больше не хочу. Что мне делать?» Через некоторое время она ответила. «С тобой действительно что-то не так, – писала сестра. – Но я не понимаю, в чем дело и что нужно предпринять. Моих возможностей пока недостаточно, чтобы судить о таких делах. Подожди, пока тебе исполнится 20 лет, – вот единственное, что я могу тебе сказать. Потерпи до этого времени и потом
Так я решила пожить до двадцати. Однако время шло, а изменений к лучшему не наблюдалось. Больше того – боль становилась все сильнее и сильнее. Из всего этого я поняла лишь одно: боль обостряется пропорционально росту тела. Но я терпела ее восемь лет и все это время старалась обращать внимание только на хорошие стороны жизни. Никому не жаловалась. Всегда старалась улыбаться, как бы тяжело ни приходилось. Научилась сохранять невозмутимый вид, даже когда от боли еле держалась на ногах. Слезы и жалобы боль не снимают, от них становишься еще несчастней. Я очень старалась, и многие люди стали относиться ко мне с любовью и симпатией. Они считали меня тихой и приятной девушкой. Я вызывала доверие у старших, подружилась со многими сверстниками. Если б не боль, мне, наверное, нечего было бы жаловаться на жизнь, на свою юность. Но боль преследовала меня все время, она как будто стала моей тенью. Стоило позабыть о ней хотя бы на минуту, как она наносила новый удар по моему телу.
В университете я познакомилась с одним парнем и на первом курсе, летом, лишилась девственности. Но и это – что, впрочем, можно было предположить – принесло мне только боль. «Потерпи немного, привыкнешь, и боль пройдет», – говорили опытные в таких делах подруги, однако она не проходила. Каждый раз, когда я спала с этим парнем, от боли у меня текли слезы из глаз. Наконец я объявила, что с меня хватит: «Ты мне нравишься, но не могу больше выносить этой боли». Удивившись, он назвал мои слова полным бредом. «Тут наверняка дело в психологии, – заявил он. – Расслабься. Тогда боль пройдет и тебе будет приятно. Этим же все занимаются, и у тебя тоже получится. Постарайся, и будет результат. И нечего из себя девочку строить, на боль все сваливать. Хватит ныть в конце концов».
Когда я это услышала, моему многолетнему терпению пришел конец и меня в буквальном смысле слова прорвало: «Что ты можешь знать о боли?! То, что испытываю я, – не просто боль. У меня болит все, что только можно. И если я на что-то жалуюсь, значит, мне правда больно». Я попробовала объяснить ему свое состояние, перечисляя все болячки, доставшиеся на мою долю, но он так ничего и не понял. Человек, который не испытывал настоящей боли, не в состоянии понять, что это такое. На этом наш роман кончился. Вскоре подошел мой двадцатый день рождения. Я переносила боль долгих двадцать лет, надеясь, что придет светлый момент и наступит перелом. Но этого не случилось. Борьба лишила меня последних сил. Надо было умереть раньше. А я пошла в обход и лишь затянула свои муки.
Крита Кано прервала рассказ и глубоко вздохнула. На столе перед ней стояли блюдечко с яичной скорлупой и пустая чашка. На коленях лежал аккуратно сложенный носовой платок. Она вдруг будто вспомнила о времени и поглядела на стоявшие на полке часы.
– Извините меня, – тихо произнесла Крита лишенным эмоций голосом. – Я что-то заговорилась. Отняла у вас столько времени. Не буду больше задерживать. Мне, право, очень неудобно. – С этими словами она сжала в руке ремешок белой лакированной сумки и поднялась с дивана.
– Погодите минуту, – растерялся я. Мне совсем не хотелось, чтобы она останавливалась посередине. – О моем времени не беспокойтесь, прошу вас. Я все равно весь день свободен. Может быть, расскажете до конца? Ведь ваша история, наверное, на этом не кончилась?
– Вы правы, – проговорила Крита Кано. Она продолжала стоять и смотрела на меня сверху вниз, крепко сжимая обеими
Попросив ее подождать, я вышел на кухню. Стоя у раковины, сделал два глубоких вдоха, потом достал с полки два стакана, положил в них лед и наполнил апельсиновым соком из холодильника. Поставил стаканы на маленький поднос и вернулся с ним в гостиную. Я намеренно проделывал эти операции не спеша, но, войдя в комнату, увидел, что Крита Кано стоит все в той же позе. Когда я поставил перед ней стакан с соком, она, словно передумав, снова присела на диван, прижимая к себе сумочку.
– Вы в самом деле хотите, чтобы я рассказала до конца? – недоверчиво спросила она.
– Конечно.
Выпив полстакана сока, Крита продолжила:
– Думаю, вы уже догадались, что покончить с собой я так и не сумела. Иначе не сидела бы здесь с вами и не пила бы сок. – Она пристально посмотрела мне в глаза. Согласившись с этим, я слегка улыбнулся. – Если бы я умерла, как планировала, это решило бы все проблемы. Смерть повлекла бы потерю сознания, и, соответственно, боль ушла бы навсегда. Вот что мне было нужно. Но, к несчастью, я выбрала не тот способ умереть.
В девять часов вечера 29 мая я вошла к брату в комнату и попросила у него машину. Машина была совсем новая, только недавно купленная – «тойота МR2», – и он, конечно, состроил недовольную гримасу, но я не обратила на это внимания. Отказать мне брат не мог: ведь когда он ее покупал, я дала ему взаймы недостающую сумму. Я получила ключи и минут тридцать просто каталась на этой блестящей красавице. На спидометре у нее было всего 1800 километров. Она была легкой и мгновенно набирала скорость, стоило чуть надавить на газ. Машина идеально подходила для того, что я задумала. На Тамагаве [20] , недалеко от дамбы, я подыскала массивную на вид каменную стену, которой был отгорожен большой жилой дом. В нее очень удачно упиралась неширокая улочка. Я отъехала подальше, чтобы было место для разгона, и решительно вдавила педаль газа. Машина врезалась в стену на скорости километров сто пятьдесят, и я потеряла сознание.
20
Река в центральной части о-ва Хонсю, впадает в Токийский залив.
Однако стена, к несчастью, оказалась совсем не такой прочной, как выглядела. Строители схалтурили и не закрепили ее как следует. Она просто рассыпалась, а передняя часть машины смялась в лепешку. И все. Стена смягчила удар. Вдобавок ко всему в голове все смешалось, и я позабыла отстегнуть ремень безопасности.
Так я избежала смерти и даже почти не пострадала. И что странно – я практически не ощущала боли. Меня отвезли в больницу, починили единственное сломанное ребро. Приезжала полиция, задавали разные вопросы, но я отвечала, что ничего не помню. Наверное, перепутала педали и вместо тормоза нажала на газ. Полиция поверила. Ведь мне только что исполнилось двадцать, права я получила всего полгода назад, да и на самоубийцу, кажется, не похожа. И потом: кто станет кончать с собой, пристегнувшись ремнем безопасности?
Но, выписавшись из больницы, я столкнулась с кое-какими проблемами практического свойства. Прежде всего надо было расплачиваться за кредит на «МR2», которая превратилась в груду металлолома. К несчастью, в свое время при оформлении страховки вышла какая-то ошибка, и страховая компания платить за разбитую машину отказалась.
Надо было взять машину напрокат, с нормальной страховкой, но кто знал, что так получится. Тогда я меньше всего думала об этом. Как-то не приходило в голову, что брат не застраховал эту дурацкую машину как следует или что самоубийство не получится. Ведь произошло невероятное: я врезалась в стену на скорости 150 километров и осталась жива.