Хроники железных драконов
Шрифт:
Был вечер.
Ничего не понимая, Джейн вытянула руку и коснулась оконного стекла. Оно было твердым и прохладным. Это успокаивало. «Ну-ка соберись, — приказала она себе. — Как я сюда попала?»
— Джейн! — сказал кто-то. — Тебе что, нехорошо?
Бледное отражение появилось в стекле рядом с ее собственным. Оно подернулось зыбью, меняя очертания.
Сначала это был череп, но он тут же превратился в лицо, худощавое и очень красивое. В свете флюоресцентных ламп тени под глазами казались густыми и темными. Джейн впилась в это лицо глазами.
Это была Гвен.
Хватая ртом воздух, Джейн резко обернулась. Но рядом с ней стояла вовсе не Гвен. Это была Сирин. Джейн оглянулась на стекло — в нем было отражение Сирин, ничуть на Гвен не похожее.
— Джейн, милая! — Сирин взяла ее за руку. — Что с тобой?
— Я… — Отвернувшись от окна, Джейн видела пустые кресла холла, коридор за ним. Студенты и преподаватели шумным потоком вливались в двери большой аудитории. Это был аспирантский лекционный зал имени Лесного царя.
— Немезида выгнала меня с семинара, а больше я ничего не помню. Я потеряла полдня.
Только сейчас до нее дошло, как сурово обошлась с ней разгневанная профессоресса. Все, что она делала с той минуты: занятия, чтение, встречи с друзьями, — все это у нее было украдено.
— Ну и стерва! — проворчала она. — Да пошла она!..
— Вот это правильно! — Сирин набросила на Джейн академическую мантию, такую же, как та, что была на ней, и потащила в гущу толпы. — Держись посолиднее! Проверять, наверное, не будут. — Она засмеялась. — Ты видела в своей жизни столько твидовых костюмов сразу?
— Они же не нарочно. — Джейн и Сирин беспрепятственно вошли в дверь красного дерева. — Я пробовала… Эй, куда ты меня тащишь?
Джейн предпочитала на лекциях садиться подальше и в стороне, но Сирин притащила ее в пятый ряд, сразу за профессорскими местами. Лицом к залу, позади кафедры, восседали деканы факультетов на откидных стульях, как вороны на проводах.
— Это лекция по глубинной грамматике, дурочка! Я тебе говорила за обедом, неужели не помнишь?
Джейн покачала головой. Сирин продолжала:
— Эта лекция читается раз в десять лет. Остальное время лектора держат в подвале, в запечатанной банке с оливковым маслом.
— Что ты врешь!
— Серьезно! Мне рассказывал один ассистент. Он лично помогал вскрывать эту банку.
К кафедре вышел администратор с козлиной головой, откашлялся и объявил:
— Естественная философия не может похвастать обилием героев. Но сегодня я представляю вам не только героя, а воина, истинного академического берсерка, лобовой атакой вырвавшего у Богини самые сокровенные из ее личных тайн. Когда он и его спутники вышли в поход, целью которого было завладение знанием, они прекрасно понимали, что в своей отважной попытке не только легко могут лишиться собственных жизней, но и погубить в придачу весь мир, как верхний, так и нижний. Однако это не смутило отважных исследователей, превыше всего ставящих интеллектуальную честность.
Лишь один из славной когорты вернулся назад. И вот он стоит перед вами. Есть ли кто-нибудь, кто менее нуждается в том, чтобы его представляли, чем мой прославленный коллега? Позвольте же мне приветствовать его вместе с вами! Перед нами величайший ученый, ходячее сокровище знания, редчайший экземпляр нашей коллекции… — Сирин подтолкнула Джейн локтем. — …Профессор Цараппль!
Под гром аплодисментов он с достоинством удалился на свободный стул, а по ступенькам кафедры вскарабкалась сморщенная фигурка…
Даже для факультета Углубленной грамматики, где выражение «свободное искусство» понимали чересчур буквально, профессор Цараппль выглядел слишком причудливо. Он был крошечный, черный, обугленный, с ручками и ножками как обгорелые палочки. Нижняя челюсть у него отвисла, двигался он мучительно медленно, кряхтя и пошатываясь, и казалось, что он вот-вот рухнет от старости и слабости.
Добравшись до кафедры, он зашарил руками в поисках микрофона. Когда он его нащупал, раздалось «Бум!», и рука отскочила. Черные глазницы поднялись к потолку. Джейн поняла, что профессор слеп.
— Други! — начал он. — Ученые! Маги! — Голос у него был слабый и дребезжащий, но микрофоны разносили его по всей аудитории. Снизу казалось, что его голова, торчащая, словно тыква на шесте, слишком велика для тощеньких плеч и вот-вот упадет. Он вцепился в крышку кафедры обеими руками.
— Мир постигается в трех состояниях, которые часто кажутся несовместимыми и противоречащими друг другу. — Он пошатнулся, чуть не упал, но удержался на ногах и продолжал: — Первое из них есть непосредственно воспринимаемое состояние, доступное и ребенку, в котором, например, хлеб есть хлеб, а вино есть вино.
— Второе состояние… — он накренился набок, — …есть результат консенсуса, совокупность соглашений, и в нем хлеб — это еда, а вино — веселость и дружество. — Вежливый смешок в аудитории. — Третье же, занимающее нас, состояние есть то самое, с которым имеют дело коллеги с факультета Чародейства и Волшебства, то взаимодействие сил, которое они только и почитают истинной реальностью. — Громкий смех в зале. — Но спросим себя: а что же скрывается за всем этим? Каково же истинное состояние того, что я предлагаю назвать гиперреальностью?
Долгое молчание.
— Попрошу первый слайд.
В зале погас свет, и из проекционной будки у задней стены раздался отчетливый щелчок. На стене за спиной профессора показалось яркое изображение. Это было нечто вроде гигантской, величиной с гору, морской раковины, нависающей над безбрежным океаном. Аудитория затихла.
Профессор Цараппль шарил руками в поисках лазерной указки, оставляя на кафедре черные отпечатки обугленных рук. Найдя ее, он указал на изображение неверным порывистым движением марионетки.