Хроники железных драконов
Шрифт:
Стены туалета были выложены плиткой и закрашены черной масляной краской. По краске процарапывались надписи. Их покрывали новым слоем краски. И так далее. Можно было видеть несколько поколений рун в последовательных слоях. Надписи были двух сортов: непристойные и непристойно ругающие начальство. Над раковинами висели зеркала — кривые, так что Джейн видела свое лицо искаженным и перекошенным.
Хлопнула дверь. В зеркале появилась Мартышка. Ее изображение то раздувалось, то чересчур худело.
Мартышка сердито сжимала кулаки. Над раскрасневшимся
— Ах ты, мерзавка! Стерва! Оставь в покое моего парня!
— Да бери его себе на здоровье, мне его даром не надо. — Джейн продолжала мыть руки. — Видит Богиня, что вы друг друга заслуживаете.
— Очень остроумно! Знаю я твои хитрости! — Мартышка расплакалась. — Я для него делала такое, что тебе и не снилось. Ты бы и не смогла. Я себя опозорила ради него!
Джейн ополоснула руки и вытащила бумажное полотенце.
— Это хорошо.
— Не смей так со мной разговаривать! Я тебя предупреждаю! — Внезапно Мартышка пошатнулась и упала бы, если бы не ухватилась за край раковины.
— Что это с тобой? — спросила Джейн.
— Я думала, что сейчас… — Мартышка потрясла головой. Она явно забыла, о чем говорила. Ее била дрожь. Она достала из кармана жакета небольшой сверточек. — Посмотри-ка вот! — Она развернула бумагу. В свертке оказался единорожек дутого стекла. Мартышка поставила его на полочку для мыла. — Это Крысобой мне подарил на нашем первом свидании. — Печальная безделушка поймала лучик света, и он заплясал. — А тебе он что купил?
— Ничего.
— Вот именно! — И Мартышка, торжествуя, схватила своего единорога.
Он лопнул у нее в руке.
Джейн, вздрогнув, сделала шаг назад. Мартышка стояла неподвижно, вытянув руку. Кровь сбегала по пальцам и капала на пол.
— Для человека это один маленький шаг, — произнесла Мартышка, — и один гигантский прыжок для… — Она замолчала, словно в рот ей вставили кляп. И тут же ее стошнило. Всю Мартышкину блузку залило пеной.
— Мартышка!
— Поверхность покрыта тонким порошком, который, словно угольная пыль, пристает к моим ногам. — Голос, идущий из Мартышкиного рта, звучал странно, хрипло, прерывался шумом помех, словно раздавался за сотню тысяч миль отсюда. — Я вижу отпечатки своих ботинок…
Когда она начала вещать, ее зрачки и радужка сузились, сжались и исчезли, залитые молочной белизной. Она не сопротивлялась, когда Джейн, преодолев страх, подвела ее к раковине и смыла с руки кровь.
— Поверхность очень мягкая, — продолжала она. У Джейн в сумочке был чистый платок. Она перевязала Мартышке руку, надеясь, что в ране нет осколков стекла. — Но местами, когда я беру пробы грунта, попадаются очень твердые участки.
— Твердые участки, — повторила Джейн. Она смочила бумажное полотенце водой и вытерла Мартышке рот. В одной из кабинок спустили воду, и оттуда вышла русалка. Она посмотрела на них с испугом и ушла, даже не вымыв рук. Джейн поняла, что надо что-то решать. Она шагнула к двери, вернулась, отошла снова — нет, она не могла бросить тут Мартышку
Со вздохом она сказала:
— Пошли домой.
Мартышка сонно кивнула.
— Этот телефонный разговор будет самым знаменитым в истории.
Мартышкин велосипед стоял у стены, а велосипед Джейн был на стоянке неподалеку. Мартышка ехать самостоятельно не могла, но в сумке у нее нашлись нужные инструменты, и Джейн удалось, орудуя гаечным ключом и распорками, превратить два велосипеда в один, четырехколесный, с седлом водителя впереди и пассажирским сзади. Взгромоздив у себя за спиной обмякшее Мартышкино тело, она кое-как тронулась.
С пересадками, на трех лифтах, они добрались до Габундии. У двери их комнаты Мартышка сползла с сиденья, споткнулась и чуть не упала. Джейн отперла дверь и за шиворот подтащила соседку к кровати. Та повалилась ничком поверх покрывала.
Джейн подняла на кровать ее ноги, перевернула Мартышку на спину. Лицо у нее было бледно-серое, но она дышала — Джейн убедилась в этом, поднеся к Мартышкиным губам пальцы. Она стащила с нее туфли и уже начала было ее раздевать, но решила все-таки, что всему есть предел.
Десять минут ушло на то, чтобы разъединить и убрать велосипеды. Покончив с этим, Джейн поняла, что сил на занятия уже нет. Сев на край кровати, она с отвращением взглянула на соседку.
В дверь постучали.
Да кончится ли когда-нибудь этот проклятый день! Джейн нехотя подошла к двери и рывком ее распахнула.
— Ну что такое?
Пышная маленькая берегиня улыбнулась ей:
— Билли-страшила ждет тебя в вестибюле. У него для тебя в кармане банан.
— Скажи ему, чтобы…
— Он говорит, что достал для тебя то, что ты хотела.
— Ох!
— Так что ему сказать?
— Черт! — Джейн чувствовала смертельную усталость. У нее не было сил никого видеть. Почему с ней так обращаются? Как похоже на Билли — припереться в такое время! — Скажи, сейчас приду, только возьму смену белья.
— Ты что, хочешь, чтобы я это надел?
— Нет, я сама надену.
Она сняла блузку, повернувшись к Билли спиной.
— Расстегни-ка мне лифчик! — Пока он возился с крючками, она спросила:
— Трудно было ее украсть?
— Какая разница? Достал же я эту долбаную штуковину!
— Билли, да ты ли это? — сказала она в удивлении. — Прямо не узнаю!
— Прости, пожалуйста! Сам не знаю, как вырвалось… — Смущенный и растерянный. Билли расстегивал пуговки на рубашке. На одно мгновение он вырос было в глазах Джейн, но теперь опять стал самим собой. — Понимаешь, мне это не совсем нравится.
— Но мы же договорились, ты помнишь? — Джейн посмотрела на него со смесью жалости и презрения. Все-таки он безнадежный зануда. Она сказала тихонько: — Что делать, Билли, мы иногда хотим того, чего хотеть не должны. Зато ты видишь, как я тебе доверяю. — Он не отозвался, и она добавила: — Нам будет хорошо, вот увидишь.