Шрифт:
Хроноизврат
Доктор исторических наук и ведущий профессор Московского Института Времени Генрих Альбертович Розенблюм наслаждался покоем. На столике рядом с ним стоял сервиз тончайшего китайского фарфора, из которого профессор пил чай. Ночная тишина поглотила Институт Времени, правда, не все здание, а только это крыло, потому как в восточном группа студентов проходила практику. Для многих научных заведений такой распорядок был недопустим, но только не для Института Времени, где очередь к временным порталам расписывалась на полгода вперед.
Профессор улыбнулся и, отставив чашку в сторону, посмотрел на экран Хронографа. Работа, над которой он бился уже третий год,
Агрегат тихонько гудел, выдавая материал. Профессор изучал тексты, отфильтровывал и выбирал нужное, после чего переносил на свой компьютер, красиво оформлял и посылал на печать. Миниатюрный типографский синтезатор, стоявший в углу кабинета, уже сформировал три тома «Истиной Истории», а на подходе был четвертый, последний.
Сам ученый очень любил тишину, к тому же был «совой», поэтому предпочитал работать по ночам. Но вот безмолвие стало нарушаться долетавшими до кабинета Розенблюма криками студентов-практикантов, которые сегодня были полны энтузиазма. Генрих Альбертович мрачно ухмыльнулся, вспомнив, что руководителем этой группы поставили его злейшего врага Никанора Олафовича Рубаева, фаната Машины Времени, презиравшего текстовые Хронографы. Рубаев уже трижды поднимал вопрос о расформировании отдела Розенблюма, но каждый раз оставался ни с чем. А усмехнулся Генрих Альбертович потому, что знал, насколько его недруг любит поспать. Наверняка прямо сейчас он, сонный, ничего не осознавая, объясняет студентам принцип работы Машины Времени, после чего, скорее всего, проведет небольшую экскурсию куда-нибудь в безопасное место, где нет диких неандертальцев и кровожадных тираннозавров, чтобы немного подремать, пока студенты будут собирать сувениры.
Хронограф радостно пискнул, сообщая таким образом, что обработал последний запрос, и профессор, довольно потянувшись, послал переработанный текст на печать. В принципе, работа была закончена, оставался лишь маленький штришок. И пускай весь Институт рассказывал анекдоты о занудности и педантичности профессора Розенблюма, тот не собирался пренебрегать своими правилами даже из-за мелкого пустяка. И, вставив диск с готовой работой, он активировал в Хронографе программу «Проверка на истинность». Особых проблем ученый не ждал, разве что случайное искажение дат и пара абзацев, вставленных для литературности, могли вызвать возмущение в тонкой машинерии.
– Писк!!!
Профессор вздохнул: в его работу все-таки вкралась мелкая неточность. Неужели в той вставке расчеты по местному календарю оказались неверными? Профессор вызвал ошибку на экран. Едва взглянув на нее, Генрих Альбертович подумал, что сошел с ума. Присмотревшись, решил, что из строя вышел агрегат, но разработчики Хронографа утверждали, что для гипотетической ошибки аппарата как минимум дюжина мировых констант должна была поменять значение. Значит, оставался третий вариант, что все-таки рухнул мир.
Содрогаясь от ужаса, профессор перечитывал кусок текста, где говорилось о том, что Петр Первый вовсе не умер в 1725, а прожил аж до 1751 года. Но вовсе не неправильная дата так поразила Генриха Альбертовича. Его потрясло то, что аппарат упорно утверждал, что вместо попытки сделать Россию похожей на Европу, великий реформатор непонятно почему поменял направление на Восток. Культура России была практически полностью переделана под культуры Китая и Японии, ведущей религией стал местный аналог буддизма, и, о ужас, на закате царствования Петра был совершен совместный российско-китайский поход на Европу, к счастью, быстро прекращенный по причине смерти императора. Покоренным оказались только Швеция, Польша и Пруссия.
Генриха Альбертовича передернуло еще раз, когда Хронограф дошел до раздела «Цитат». До этого четкие и хлесткие фразы Петра Алексеевича теперь были выдержаны в строгом духе конфуцианства. Потрясенный ученый уже собирался вырезать испорченный кусок, когда аппарат вновь противно пискнул. К счастью, первый шок прошел, и следующий абзац профессор прочитал уже без содроганий и поспешных мыслей, вроде необходимости вызова к зданию Института скорой психиатрической помощи. Хотя глаз у Розенблюма все-таки дергался, когда он просматривал новую историю Жанны д’Арк, непонятно как избежавшей плена и костра, полностью очистившей Францию от англичан и каким-то невероятным образом занявшей французский престол. От попыток разобраться в столь искаженной трактовке Столетней войны профессора отвлек очередной писк, а затем еще и еще…
– Писк! – И небольшая колония викингов в Северной Америке становится основой для могучего государства, доминирующего над всей Европой…
– Писк! – И уже не Кортес громит Теночтитлан, а флот ацтеков подвергает Испанию и Португалию полному разорению…
– Писк! – Восставшие рабы под предводительством Спартака смешивают легионы Красса с грязью и стирают с лица земли Рим…
– Писк! – Триста спартанцев при Фермопилах по-прежнему не дают пройти персам. Вот только откуда у греков взялись пулеметы, а у персов тяжелая артиллерия?!
– Писк! – Наполеон бежит из Франции, спасаясь от революции, чтобы стать… Императором России! Чтобы покорить всю Европу, Китай, Индию и половину Африки!
– Писк! – Танковые армады Чингисхана и Батыя ломают стены русский городов, европейских крепостей, наматывают на гусеницы цвет рыцарства…
– Писк! – Китайцы первыми выходят в космос, запустив вначале искусственный спутник, а затем человека! И это в шестнадцатом веке?!
– Писк! Писк! Писк!
Профессор в ужасе отшатнулся от взбесившегося агрегата. Он понимал, произошло нечто страшное, только вот что именно? Вся известная ему история превратилась в жуткий «хроновинегрет», иначе и не назовешь… Орды Атиллы шли в атаку на БТРах, а противостоящие им римские легионы отбивались, прикрываясь штурмовой авиацией. Монголы то завоёвывали весь мир, то мгновенно исчезали в пламени термоядерных ударов. Пираты Моргана и Дрейка совершали свои подвиги на линкорах и крейсерах времен Первой Мировой. А Александр Македонский покорял города и страны воздушным десантом….
– Мир сошел с ума, - пробормотал Розенблюм, мрачно изучая кусок текста о невесть откуда взявшейся Африканской Империи, состоящей из аборигенов черного континента. Возможно, это стало бы последней каплей, из-за которой страна лишилась бы выдающегося научного светила, но тут до кабинета донесся слитный радостный рев, выведший Генриха Альбертовича из ступора. Минуты две профессор размышлял, уставившись в потолок, и вдруг радостно воскликнул: «Эврика!» Правда, лицо его при этом было отнюдь не радостным, наоборот, глаза загорелись хищным огнем. Появись в это мгновение в кабинете один из гуннов Атиллы, он бы точно принял Генриха Альбертовича за своего.