Хронометр (Остров Святой Елены)
Шрифт:
Репетировать начали тут же, на веранде. Слова запомнили быстро, их не так уж много было. Главное — не в словах, а в той сцене, когда мальчишки дерутся со шпионом, выхватывают у него пистолет, а он швыряет в них гранату. Нужно было отработать все приемы.
Отрабатывали два часа подряд. Мама Олега выглядывала из-за двери и покачивала головой. Люся держала наготове медную крышку от самовара: чтобы прикладывать к шишкам и синякам. Дважды она мазала йодом на актерах нешуточные ссадины... Шурка изображал гранатные взрывы — вдохновенно швырял на пол фанерный лист.
Рафик
— Ты поосторожней с фанерой-то. Мне на ней афишу рисовать.
Афишу Рафик лихо намалевал масляными красками: белой, красной и синей. Она сообщала, что 20 июля 1948 года в саду на Ямской улице тимуровский отряд "Красные робингуды" даст для местных жителей пионерский концерт.
Лучше всего на афише получился клоун: с белой смеющейся рожей, с красными волосами, в клетчатых штанах и громадных ботинках. В программе концерта никакого клоуна не было, и Шурка робко заметил, что получается обман. Олег возразил:
— Клоун просто означает, что концерт будет веселый.
И все согласились.
Но, по правде говоря, веселья в концерте не ожидалось. Схватка со шпионом — дело опасное, что же тут смешного? Остальные номера тоже серьезные. Музыка "Раскинулось море широко", Витькины песни про пограничника и крейсер "Варяг", стихи про юного героя Ваню Андрианова, которые взялась прочитать Люся. Шурка тоже вызвался читать героические стихи — про Севастопольский камень. И надо сказать, читал неплохо. Может, слишком тонким голосом, но с выражением.
Но лучше всех декламировал, конечно, Олег:
По синим волнам океана, Лишь звезды блеснут в небесах, Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах. Не гнутся высокие мачты, На них флюгера не шумят, И молча в открытые люки Чугунные пушки глядят.Олег читал эти стихи каждый раз в конце репетиции. Робингуды рассаживались по углам пустой веранды, Олег выходил на середину, секунды две стоял молча, потом откидывал волосы, смотрел поверх голов и говорил первую строчку негромко, задумчиво, будто сам с собой разговаривал. Потом голос его звучал крепче, но оставался печальным.
Есть остров на том океане — Пустынный и мрачный гранит; НаСтихи были длинные, но каждый раз слушали их внимательно, не дышали громко и не ворочались. Лишь однажды Мишка Гельман отсидел ногу и шумно зашевелился. Люся на него цыкнула. Олег оборвал чтение. Толик сказал:
— Ну, тихо вы. Дайте дослушать.
Мишка огрызнулся, потирая колено:
— Чего про него десять раз слушать? Все равно он был враг.
— Кто? — удивился Семен.
— "Кто"! Наполеон!
— Разве это про Наполеона стихи? — не поверил Семен. — Ты чего врешь-то?
Мишка, услыхав такое невежество, невоспитанно плюнул.
— Это же все равно будто сказка, — заступилась за стихи Люся. — Про волшебный корабль.
— А Наполеон тогда уже и не враг был, — сказал Олег. — Он пленный был. Пленные врагами не бывают.
— Ага, "не бывают"! Он Москву сжег, — сказал Мишка. — Может, вы и с Гитлером целоваться стали бы, если война кончилась?
— Дурак ты! — сказала Люся.
Шурка повозил ботинками по полу и неуверенно проговорил:
— Наполеон все-таки не Гитлер. Он, конечно, враг был, но все-таки не такой. Он благородный был...
— Сам ты благородный, — хмыкнул Мишка. — Попал бы ты к нему в лапы...
— Ну и попал бы, — отозвался Шурка. — Тогда пленных не пытали и не расстреливали, потому что война была по правилам.
— Тоже расстреливали, я книжку читал, — сказал Витя. — Но все-таки не так сильно. Тогда фашистов не было.
Рафик вставил свое слово:
— Если бы Наполеон был совсем уж враг, тогда про него стихи не печатали бы...
— Да тут дело не в Наполеоне, — сказал Толик.
— А в чем? — оживился Олег. Ему нужна была поддержка.
Толик засмущался и вздохнул:
— Я не знаю, как объяснить словами... При чем тут Наполеон? Это стихи про одинокое настроение, когда человека все бросили. Потому что остров такой...
— Какой? — спросил Рафик.
— Это же остров Святой Елены. Он вообще печальный... На нем наш моряк, лейтенант Головачев, тоже погиб. Там его могила...
— Разве наши на том острове воевали? — удивился Мишка.
— Да не воевали... Это давно было, когда Крузенштерн плавал.
— А почему он погиб? — спросил Шурка. — Дикари убили?
— Да не было там дикарей, что ты!.. Он сам застрелился...
— Почему? — У Шурки жалобно приоткрылся рот.
— Я еще не знаю точно, я не дочитал. Но, по-моему, тоже от этого... от одиночества.
— А какая это книжка? — спросил Олег. — Дашь почитать?
Толик устоял перед соблазном: не стал рассказывать о Курганове и его повести. Не знал, имеет ли право. Он только объяснил, что мама перепечатывает для редакции одну рукопись и дает ему почитать. Когда он все прочитает — пожалуйста, расскажет подробно. А пока... если, конечно, они хотят... он может прочитать свои стихи про плавание, про Крузенштерна.