Хруп Узбоевич
Шрифт:
Я быстро поплыла вперед, даже не поздравив себя с неожиданным уменьем плавать. Назад я не оборачивалась и спешно работала всеми четырьмя лапами. Из-под воды выставлялась только моя мордочка, часть спины да иногда хвост. Это меня очень смущало и я боялась, что меня заметят.
Но судьба была за меня, и вскоре я уже вылезала на противоположный берег. Выйдя на него, я впервые решилась обернуться.
Из своего безопасного далека я видела около дома бродивших людей, а между ними мечущуюся собаку, которая то и дело возвращалась к моим следам у берега. Хлебнув языком раза два воды из пруда, собака пускалась вновь на розыски, непрерывно махая своим гибким хвостом, и что-то
Итак, я была на полной свободе, но уже не в качестве простой подпольной крысы, знающей одни только крысиные уловки, а в качестве четвероногого путешественника, обладающего знанием языка животных громогласных и молчаливых.
Однако мой внешний вид исключал всякое представление о каком-либо преимуществе моем перед другими крысами, и, откровенно скажу, что мокрая крыса имеет далеко непривлекательный вид, пожалуй, даже непривлекательнее мокрой курицы, про которую так любят говорить люди. Прежде, чем предпринимать что-либо дальнейшее, надо было обратить внимание на свой вымоченный костюм, и я старательно принялась за туалет. Туалет занял, однако, очень немного времени, и я скоро оправилась. Тогда я взглянула в последний раз на покинутый приют, населенный моими знакомыми, славными, добрыми людьми. Воспоминание о двух детских личиках, с любовью смотревших на меня в былые времена, вызвало во мне что-то вроде щемления в сердце. Я выбралась по косогору повыше и залезла в темный угол между корнями высокого дерева — первого, встретившегося мне по дороге.
Прежде, чем начинать новую жизнь, я должна была выспаться, чтоб сном подкрепить бодрость духа. Я имела, ведь, так много испытаний в течение минувшего дня.
IX
Первая ночь в лесу. — Лиса и барсук. — Роковая ловля. — Сова. — Еж и кузнечик. — Дупло.
Не знаю, долго ли я спала, грезя ужасами погони и образами прошлой жизни, но только, когда я проснулась, была уже глубокая ночь, и небо было сплошь усеяно тысячами сверкавших далеких огоньков. Я не сразу сообразила свое положение, но, овладев мыслями, нисколько не испугалась привычной мне темноты. Напротив, я рада была сделать первые шаги своей самостоятельной жизни под защитой ночи, покровительницы крыс.
Прежде всего нужно было промыслить себе чего-нибудь закусить. Разумеется, будучи крысой, я не имела с собой дорожной провизии, но я носила в себе одну успокоительно действовавшую на меня мысль, которая исключала всякую боязнь голода:
— Мир населен крысами!
Если так, то всюду, значит, найдется для них еда. Однако есть-то все-таки было надобно, пора одних только глубокомысленных рассуждений прошла.
Я двинулась в путь.
Кругом колыхались расплывчатые черные тени вершин деревьев. С их ветвей и в траве, казавшейся ночью особенно густой, несся неясный гул ночной жизни. Чудилось, листья шептались, а в траве ютились целые колонии маленьких шумливых тварей. Но, кроме этого неясного шума, мой тонкий слух не слышал пока ничего.
Вдруг в темноте блеснули два зеленоватых огонька и, мне показалось, направились в мою сторону. Я мигом спряталась за древесным пеньком и тихонько из-под облупившейся коры посмотрела на место, где мелькнули подозрительные глаза. Из-за кустов тихо прокрадывалось какое-то животное поменьше Гри-Гри, но с явными признаками собачьего рода.
— А!.. Лиса! — подумала я и решила, что самое благоразумное будет — изобразить из себя на время полного истукана. Свернутый ветром кусок коры прекрасно закрывал меня от врага, и за таким прикрытием я могла спокойно наблюдать за ним. То, что я прочла на физиономии лисы, было весьма неутешительно.
— Плохо, — говорила вся фигура и морда лисы. — Ничего, решительно ничего съестного…
— Но чем-то все-таки пахнет, я это положительно чую, и несет, очевидно, вот оттуда — и лиса повела носом в мою сторону.
В сердце у меня екнуло. Первый шаг на свободе и такой опасный.
— Положительно пахнет, — продолжала лиса, садясь поблизости.
Этого еще недоставало.
— Должно быть, здесь кто-нибудь да сидел, только ужасно трудно выслеживать добычу в такой чаще. Однако все-таки я голодна…
И лиса начала снова внюхиваться во все стороны. Затем встала и пошла прямо на мой пенек.
Я считала себя в большой опасности, так как, хоть была и образованная крыса, но едва ли могла рассчитывать на снисхождение голодных лисиц, которые, наверное, равнодушны к уму своей добычи. Я боялась тронуться с места, не сомневаясь, что таким образом только облегчила бы лисе ловлю.
От людей я слыхала, что на небе для них горят какие-то счастливые звездочки, и я невольно взглянула в черную высь, ища там своего счастья. Может быть, и моя звездочка ярко горела в эту ночь на небе, так как в то время, как лиса была всего в каких-либо двух шагах от прикрывавшего меня куска коры, невдалеке вдруг послышался чей-то приближавшийся сердитый, ворчливый голос. Хоть плохо, но я все же разобрала:
— Это положительно безобразие, я этого никогда допустить не могу, — кричал этот голос, похожий не то на хрюканье, не то на знакомое мне ворчание хорька.
— Ах, проклятая собачонка, опять бродила тут возле моей норы. Эдак придется, пожалуй, вновь перебираться в другое помещение.
— Это еще кто? — грозно захрюкал мой неожиданный спаситель, вылезая из кустов и решительно направляясь к лисе.
— А, еще новое лицо! Соседка, что выжила меня из верхних нор! Ну, матушка, я теперь сердит и потому не советую попадаться мне на дороге. Извольте убираться прочь! — и новое для меня существо рысцой побежало на лису, которая, не медля, скрылась в темноте. Продолжая ворчать о том, что какая-то «поганая собачонка» портит ему часто настроение духа, мой спаситель принялся мордой и лапами копаться в трухлявых корнях приютившего меня пня. Я видела, как он выворачивал из-под земли каких-то белых съежившихся червяков и жадно поедал их.
Впоследствии я узнала, что моим благодетелем был никто иной, как один из барсуков, животных очень сердитых, ворчливых и сильных. Человек убивает их из ружья или даже палкой, а иной раз и вытаскивает из нор с помощью собак такс. Эти собаки, я слышала, не боятся лазить за барсуками в их норы и там вступать с ними в ожесточенный бой. Если собака, о которой говорил встреченный мной барсук, была такса, то я поздравляю эту «собачонку», так как мой случайный спаситель был, по-моему, крупный и крепкий зверь и одолеть или даже только испугать его было одинаково почтенно.
Воспользовавшись минутами невнимания занятого едой животного, я тихонько выбралась из засады и, что было мочи, пустилась в чащу леса. Вскоре до меня едва только доносилось пыхтенье что-то аппетитно уплетавшего ворчуна.
Пробравшись сквозь непривычную для меня чащу травы и путаных прутьев кустарников, я выбежала неожиданно на чистую лесную ляну, усеянную белыми цветами, испускавшими сильный запах. Мои острые глаза разглядели, что от цветка к цветку перелетали какие-то пухлые существа, похожие при полете на бабочек и превращавшиеся в больших белых мух, когда садились. Это было мое первое знакомство с ночными бабочками.