Хрупкое равновесие
Шрифт:
— Вечно ты себе выбираешь, ладно Нелеша была из знатной семьи, хоть и бедной, но эта, какая-то бродяжка.
— Зря ты это сказала, Нелеша была бы сейчас моей женой, если бы не моё разлюбезное семейство, это из-за вас она… Думаешь я не знаю! — Синорг буквально зарычал и в этом рычании было столько боли и ненависти.
— Это не я писала на твою невесту доносы и не я посылала к ней насильника, — Эвия замолчала и более спокойно и тихо сказала, — прости, занесло меня, всё я понимаю, зачем ты притащил эту девицу, да ещё в качестве жены, позлил, отомстил? У тебя это получилось, поздравляю!
— Эвия, сестрёнка, я готов отдать большую часть своего наследства для твоего приданного, как только ты решишь выйти замуж. — голос мужа показался Ойхе пьяным и очень уставшим.
— Не нужны мне твои подачки! Мне справедливость нужна, мы такие же внуки как и ты, и имеем право на эти деньги! — с ненавистью прокричала та и выбежала из дома.
Ойха спустилась по лестнице и села рядом с мужем, взяв его за руку:
— Ужина не будет?
— Нет, все разбежались, если хочешь есть вели себе принести, — тусклым голосом произнёс он и спросил, — ты всё слышала да, объяснять ничего не нужно?
— Слышала, одно хочу уточнить, нуэр Алиста была, такой как я, как так вышло? — эта тема занимала Ойху гораздо больше, чем наследство.
— Когда в знатных семьях появляется одарённый, они или тщательно то скрывают, или откупаются и одевают браслеты, так давно заведено, — ответил он ей.
— И ты выкупил меня у Ордена… Нет не подумай, что я неблагодарная, я просто хочу понять, — Ойха посмотрела мужу в глаза.
— Ты мне приглянулась, да и ситуация была очень удачной, но я не думал и тем более ни о чём не просил бабушку, видимо ты ей по душе пришлась, — он притянул её к себе и прошептал, — я очень рад, что ты сейчас рядом, пойдём вместе на кухню и поедим, а потом к тебе… Или ко мне.
Выспавшаяся Ойха долго не могла уснуть, слушая тихий храп Сино и разглядывая ясное звёздное небо в окно. Завтра прощание с нуэр Алистой и она должна быть рядом с мужем, выдержав все взгляды и шепотки. После того, как она узнала все мотивы и причины по которым она стала нир Пранций, в ней появились спокойствие и уверенность. Ей было безумно жаль Синорга, которого так жестоко лишили возлюбленной. Жаль ту девушку, Нелешу, которая оказалась слабой в борьбе за свою любовь и предпочла стакан с ядом. Постояв ещё немного, она легла в кровать, и смотрела на спящего мужа, пока не уснула.
Следующий день казался Ойхе бесконечным, прощание с нуэр Алистой было многолюдным, наполненным гулом тихих разговоров, тёмно-красным и серым цветом траура и взглядами в её сторону, самыми разными — откровенными и любопытными, в спину и пренебрежительными, злыми и сочувствующими. Лишь постоянное присутствие Синорга помогло прожить его, он старался не оставлять её одну даже ненадолго. Когда вечером она поднялась к себе, не верила, что этот выматывающий день наконец-то заканчивается. Сил хватило только на то, чтобы раздеться и залезть под одеяло, уснула Ойха сразу. А когда проснулась, выспавшаяся и полная сил, поняла что ещё очень рано, только — только рассвело. Одевшись снова в траурное платье, она пошла на кухню и позавтракала там, чтобы выйти из дома до того, как встанут члены семейства Пранций, только Синоргу оставила записку.
Она намеренно шла как можно медленнее, наслаждаясь утренней тишиной и свежестью, но всё равно в привычном месте оказалась слишком рано, даже питейные заведения ещё не открылись, а занятия в школе только начались. Пришлось пройти дальше, в сторону моста и перейдя его, побродить с другой стороны Тисмы, таким образом сделав круг. Его она заметила сразу, он стоял у ограждения и смотрел на воду, приближаться в его сторону она не стала, благоразумно остановилась и тоже стала наблюдать, как отплывали и приплывали лодки. Вчерашний странный незнакомец, то и дело, бросал на неё взгляд, чем заразил и её, пробудив любопытство. Солнце пригревало плечи, лёгкий ветерок норовил растрепать ей волосы, заиграла музыка, уже знакомый уличный музыкант перебрал струны и запел:
— Всё что мне остаётся — память,
Зов её, переборет время.
Снег спешит на губах растаять,
Замыкая, теперь они немы.
В крике птицы чужой и далёкой,
Я как-будто услышу ответ,
От чего я такой одинокий,
От чего без тебя меня нет.
Ойха замерла, слова песни тронули её, проявившись ознобом по спине и даже слезами, что ужасно смутило её, впервые она так среагировала на песню. Погрузившись в свои чувства она не заметила, как мужчина подошёл к ней, и на незнакомом языке что-то сказал ей. Так вот оно в чём дело, он чужестранец, это легко объясняет странность его поведения и непривычную одежду.
— Я не понимаю вас, простите, — пожала она плечами и улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ, грустно и разочарованно, в синих глазах снова была тоска, как тогда, когда она уплывала с Сино.
— Ойха, привет сестрёнка, а кто это? — она совсем не заметила, как подошёл Армис.
— Привет братишка, не знаю, он чужеземец, не знает нашего языка, мне показалось, что я ему кого-то напоминаю, — потрепала она его обросшие волосы.
— А почему ты в трауре, что произошло, — встревожился мальчик.
— Умерла бабушка мужа, нуэр Алиста, — ответила Ойха.
Ступая за братом, она обернулась, и снова улыбнулась незнакомцу, внимательно смотрящему ей вслед. А через два часа, когда она проводила брата и тем же путём пошла обратно, того уже не было. Возвращаться ей не хотелось, но нужно появиться хотя бы к ужину. Который прошёл на удивление спокойно, даже Эвия молча поев, почти не посмотрела в её сторону и так же молча ушла к себе. Вот бы так было всегда, или им с Сино вовсе уехать, купить небольшой дом, хозяйство она сама сможет вести, одной помощницы ей будет достаточно. Она попыталась поговорить с ним, но муж пожаловался на плохое самочувствие и и ушёл спать. Попросив чаю, Ойха устроилась в библиотеке с книгой, и не заметила как уснула.
Пробуждение стало неприятным — болели шея и голова, а ещё почему-то тошнило. Что-то было не так, Ойха с трудом поднялась на ноги, голова при этом закружилась. Тут вбежала Эвия и истошно закричала:
— Она убила его, мой брат мёртв! Колдунья, убийца, мошенница.
С трудом сообразив, что эти слова о ней, она недоумённо посмотрела на сестру мужа и только потом туда, куда смотрела сама Эвия. Синорг лежал на полу, в халате поверх спального костюма, бледный с посиневшим лицом, на котором застыла маска ужаса и удивления. Ойха отшатнулась, не желая верить в происходящее, а Эвия между тем не замолкала: