Хрущевцы
Шрифт:
И в Болгарии, правду говоря, было немного по-другому; где бы ты ни побывал, атмосфера была более товарищеской, было меньше формальностей и охранников.
А в Чехословакии было еще более по-другому. Как в Праге, так и в Братиславе, Карловых Варах, Брно и во многих местах, которые я посещал как официально, так и в частном порядке, я был свободен ехать, куда мне хотелось и когда мне хотелось, с одним только заметным охранником, и везде нас встречали довольно по-дружески, сердечно. Во время поездок они сами, спонтанно возили меня и в стратегические места. Где бы я ни побывал в Чехословакии, как на официальных переговорах,
После разрыва с Тито мы ехали в Советский Союз морем, ибо югославы не разрешали нам перелетать через их территорию. Так что нам приходилось много раз останавливаться в Одессе, где мы встречались и с хваленым Епишевым, первым секретарем Одесского обкома, а позднее - начальником политуправления Советской армии. Ничего интересного там мы не видели. Он не возил нас осматривать даже известные одесские катакомбы или историческую Потемкинскую Лестницу; и это только потому, что по ней нам надо было опускаться пешком. Только из автомобиля мы видели эту знаменитую Лестницу, которая начиналась с памятника Ришелье, губернатора города в начале XIX века.
– Как это возможно, - говорю Епишеву - что этого французского авантюриста-аристократа вы храните здесь, да где, во главе исторической Лестницы?!
– Да вот остался он там,- ответил мне секретарь Одесского обкома партии.
Чем же мы занимались в Одессе? Скучали, курили, ездили в парк дачи "Киров", заходили в комнату со старым бильярдом. Мы не посетили ни одного музея, ни одной школы. Он повез нас осмотреть только виноградник, да и то только для того, чтобы он сам вкусил и осушил несколько бутылок с лучшими винами, которые хранили в находившихся рядом погребах.
Так бывало часто в Советском Союзе. Только на приемах можно было подавать руку какому-нибудь деятелю. Когда мы посещали какую-нибудь фабрику или дом культуры в Ленинграде, Киеве и т.д., все было подготовлено заранее: рабочие ждали в строю, нас представлял присутствовавшим какой-нибудь Козлов, который напыживался как индюк и говорил деланно басистым голосом с целью показать свое полновластие, затем нас приветствовали люди, которых заранее назначали и указывали, что и сколько говорить.
Совершенно иная картина наблюдалась в Чехословакии, где люди, руководители, рабочие на фабриках говорили непринужденно, они спрашивали нас, мы тоже спрашивали их, и они отвечали обо всем. Там можно было гулять свободно, в любое время, на автомобиле и пешком.
Меня очень влекло к истории народов и людей. В Чехословакии много исторических мест. Я посетил место, где началось восстание таборитов (Участники революционного крыла в антифеодальное национальном движении чешского народа в XV веке. Получили это название от названия города Табор, в котором это движение имело свой политический центр, руководимый Яном Жижка. Табориты были противниками феодальной собственности, католической церкви и национального гнета.), видел характерные деревни, по которым проходил и сражался Жижка. Я посетил Аустерлиц и с холма музея посмотрел на поле битвы, уразумел исторический маневр Бонапарта и неожиданный обход австрийцев с флангов его войсками именно во время восхода солнца над Аустерлицем. Мне вспомнились войны Валленштейна и знаменитая трилогия Шиллера. Я спросил у чехословацких товарищей:
– Имеется ли какой-нибудь музей, посвященный этой исторической личности?
– А как же, - ответили они и сразу же повели меня во дворец-музей Валленштейна.
Охотиться на косулей я ходил часто. Бытовала особая церемония для оказания почтения убитой косуле! Ты подойдешь почитать тело косули, срежешь сосновую ветку, которую покрасишь кровью животного, а затем ветку засунешь, как перо, за внешнюю ленту головного убора.
Однажды, когда был на охоте, я оказался перед большим замком. Спрашиваю:
– Что это за здание?
– Это одна из резиденций Меттерниха, - ответили мне, - ныне музей.
– Можно ее осмотреть?
– спросил я сопровождавших нас товарищей.
– Обязательно, - ответили они. Мы вошли туда и осмотрели все. Проводник давал нам подробные объяснения и говорил компетентно. Там, помнится, я осмотрел библиотеку Меттерниха с книгами в красивых переплетах. Когда вышли из библиотеки, мы проходили мимо закрытой двери, и проводник сказал нам:
– Тут заперта мумия, присланная из Египта в дар австрийскому канцлеру, убийце сосланного сына Наполеона, римского короля.
– Открой, - говорю ему, - посмотрим мумию, потому что я очень заинтересован в египтологии и читал очень много книг о ней, особенно о данных исследователя Картера, товарища Карнарвона, открывших нетронутую могилу Тутанхамона.
– Нельзя, - сказал проводник, - я не открою эту дверь.
– Почему?
– удивленно спрашиваю я.
– Потому, что со мной может случиться несчастье, я могу погибнуть.
Чешские товарищи засмеялись и сказали ему:
– Открой, с чего ты взял?! Проводник стоял на своем и, наконец, сказал:
– Возьмите ключ, откройте сами и осмотрите. Я не войду и не беру на себя ответственности.
Один из сопровождавших меня чехословацких товарищей открыл дверь, мы включили свет и увидели черную как смоль мумию, уложенную в деревянном саркофаге. Потом мы закрыли дверь и вернули ключ проводнику, подали ему руку, поблагодарили его и ушли.
Когда мы уходили, чехословацкий товарищ сказал мне:
– Есть еще суеверные люди, которые верят в приметы, в колдовство, наподобие нашего проводника.
– Нет, -говорю я ему, - проводник ученый, а не суеверный человек. Книги о египтологии говорят, что едва ли не все ученые, которые открывали мумии фараонов, так или иначе находили себе смерть. Имеется много теорий, согласно которым древние египетские священники, которые жили примерно три тысячи лет до н.э., были великими учеными, и, для того чтобы уберечь мумии от воров, облицовывали стены камнями, содержавшими уран. Говорят, что в камере мумии они сжигали травы, выделявшие сильные яды. Доказано, что сооружение пирамид является редким чудом с геометрической точки зрения; вершина пирамиды Хеопса, например, иногда совпадает с определенной звездой, а на Долине королей, в известные годы, в определенный час дня, проникали в глубину коридора солнечные лучи и освещали лоб статуи фараона.