Хрущевцы
Шрифт:
Булганин сделал довольно длинную тираду, полную "советов" и "морали". Я внимательно слушал его и ждал найти в его словах критические замечания, ибо таких не было. Наконец, он излился:
– Товарищ Энвер, мы располагаем сведениями о том, что многие кадры вашей армии являются сыновьями баев, богачей, людьми подозрительного происхождения и подозрительной деятельности. Мы должны быть уверены, в какие руки попадает оружие, которое мы вам даем, - сказал он далее, - поэтому советуем вам глубоко изучить эту проблему и произвести чистку.
Мне кинулась кровь в голову, ведь это была выдумка, клеветническое обвинение и оскорбление кадров нашей армии. Я, повысив голос, спросил маршала:
– Откуда у вас такие сведения, которые вы приводите столь уверенно? Почему вы оскорбляете нашу армию?
Присутствующих
Слово взял Берия, который, раздраженно и нервно двигая глазами и руками, начал говорить, что, по имеющимся у них сведениям, неподходящие и подозрительные элементы у нас были, мол, не только в армии, но и в государственном и хозяйственном аппарате, он даже привел какую-то цифру в процентах. Булганин облегченно вздохнул и оглянулся, не скрывая своего удовольствия, но Берия прервал его улыбку. Он открыто противопоставился "совету" Булганина относительно чисток и отметил, что "элементы с плохим прошлым, вставшие впоследствии на правильный путь, не должны быть убраны, их надо простить". Злоба и глубокие противоречия между этими двумя лицами проявлялись совершенно открыто. Как впоследствии выяснилось, противоречия между Булганиным и Берия были не просто противоречиями между двумя лицами, а отображением глубоких противоречий, грызни и противопоставлений, кипевших между органами советской госбезопасности и органами разведки Советской Армии. Однако об этом мы узнали позже. В данном случае речь шла о возводимом на нас тяжком обвинении. Мы никак не могли взять на себя подобного обвинения, так что я встал и заявил:
– Те, кто дал вам такие сведения, клевещут, следовательно, они враги. Никакой правды нет в сказанном вами. Подавляющее большинство кадров нашей армии были бедными крестьянами, пастухами, рабочими, ремесленниками и революционно настроенными интеллигентами. Сыновей баев и богачей в нашей армии нет. Даже если имеется 10 или 20 таких, то они уже отреклись от своего класса и окровавились, а когда я говорю "окровавились", это значит, что в годы войны они не только обратили оружие против внешних врагов, но и отрицали класс, которому они до этого принадлежали, и даже своих родителей и родственнийов, когда последние противопоставляли себя партии и народу. Все кадры нашей армии прошли через войну и были выдвинуты в процессе войны, так что я не только не могу принять этих обвинений, но и скажу вам, что осведомители обманывают вас, они клевещут. Я заверяю вас, что оружие, которое мы от вас получали и получим, находилось и будет находиться в надежных руках, что нашей Народной Армией руководила и руководит Партия Труда и никто другой. У меня все!
– и я сел.
После меня слово взял Маленков, чтобы закрыть дискуссию. Отметив, что он разделяет соображения предыдущих ораторов, дав нам уйму "советов и наказов", он также остановился на вопросе о "врагах" в рядах нашей армии, о котором завязался спор с Булганиным и Берия.
– Что касается проведения чисток в армии, я думаю, что вопрос не следует ставить так, - сказал Маленков, противопоставляясь "совету" Булганина о чистках.
– Люди рождаются не подкованными, они делают и ошибки в жизни. Не следует бояться простить им ошибки. У нас есть люди, которые воевали против нас с оружием в руках, но мы теперь издаем особые указы о том, чтобы простить им прошлое и тем самым дать им возможность работать в армии и даже вступить в партию. Термин "чистка" армии, -повторил Маленков, неподходящий-и этим он закрыл обсуждение.
Ни в чем нельзя было разобраться: один наобум говорил "у вас враги", поэтому "надо произвести чистку", другой говорил "издаем указы о том, чтобы простить им прошлое"!
Как бы то ни было, это были их мнения. Мы внимательно выслушали их, а по тем вопросам, по которым мы не были согласны с ними, мы открыто возразили им. В заключение я поблагодарил их за прием и мимоходом сказал, что Центральный Комитет нашей партии принял решение облегчить меня - освободить от многих функций и оставить за мною только основной мост -пост Генерального Секретаря партии. (Тогда я был и Генеральным секретарем ЦК, и Премьер-министром, и Министром обороны, и Министром иностранных дел. Эти функции остались за мною со времени освобождения страны, когда нам приходилось преодолевать многочисленные трудности, созданные внешними и внутренними врагами.)
Маленков нашел правильным такое решение и дважды повторил свое излюбленное правильной Больше не о чем было говорить, и мы, пожав руки друг другу, расстались.
Мое заключение об этой встрече было горьким. Я понял, что в руководстве Советского Союза не было расположения к нашей стране. Явная напыщенность, с которой они обращались с нами во время встречи, отклонение наших незначительных запросов и клеветническая выходка против кадров нашей армии были дурными приметами.
Из этой встречи я заключил также, что в Президиуме Коммунистической партии Советского Союза не было единства: Маленков и Берия преобладали. Молотов почти безмолвствовал, стоявший как бы в тени Микоян изрыгал яд, а Булганин говорил гадости.
Было ясно, что среди лидеров в Президиуме Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза разразилась борьба за вытеснение друг друга, как ни старались они не создавать в публике впечатления о том, что в Кремле происходила "смена гвардии", всего происходившего нельзя было скрывать. В партии и правительстве были произведены и производились перестановки. Хрущев, подставив ножку Маленкову и предоставив ему только пост премьер-министра; в сентябре 1953 года стал Первым секретарем Центрального Комитета. Понятно, Хрущев и его приближенные удачно состряпали интригу в Президиуме, рассорив противников и устранив Берия, после чего остальных, по всей видимости, они "умиротворили".
Что же касается ареста и казни Берия, то приводится много версий. Говорили, в частности, что Берия был арестован военными во главе с генералом Москаленко прямо на заседании Президиума Центрального Комитета партии. По-видимому, Хрущев с компанией эту "специальную миссию" поручили армии, так как не верили органам госбезопасности, поскольку они целые годы находились в руках Берия. План был разработан заранее: во время заседания Президиума Центрального Комитета партии. Москаленко со своими людьми незаметно вошел в соседнюю комнату. В один момент Маленков нажал кнопку звонка и, несколько мгновений спустя, Москаленко вошел в зал заседания и подошел к Берия, чтобы арестовать его. Говорят, что он протянул руку к лежавшему рядом с ним портфелю, но Хрущев, который "бдительно" сидел возле него, оказался "ловче" -он первым схватил портфель. "Птичке" некуда было улететь, акция увенчалась успехом! Точь-в-точь как в детективных фильмах, но не в заурядном фильме: его действующими лицами были члены Президиума ЦК КПСС!
Говорили, что именно так произошло, впрочем это признавал и сам Хрущев. Потом какой-то генерал, советский военный советник, Сергацков, кажется, звали его, когда приехал в Тирану, кое-что рассказал и нам о судебном процессе по делу Берия. Он сказал нам, что был вызван в качестве свидетеля заявить на процессе по делу Берия, что последний, мол, грубо обходился с ним. В связи с этим Сергацков конфиденциально сказал нашим товарищам: "Берия здорово защищался в суде, ни в чем не признался и отверг все обвинения".
В июне 1954 года, несколько месяцев спустя после вступления Хрущева на пост Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, мы с
тов. Хюсни Капо поехали в Москву и попросили у советских руководителей встречи, чтобы обсудить с ними еще не решенные ими наши экономические проблемы. Нас приняли Хрущев и Маленков, который еще был премьер-министром ; присутствовали Ворошилов, Микоян, Суслов и еще один или два других более низкого уровня.
С Хрущевым мне привелось раза два встречаться на Украине еще до смерти Сталина. Тогда мы только что вышли из войны и, естественно, в то время мы питали большое доверие не только к Сталину, к Советскому Союзу, к Коммунистической партии Советского Союза, что было бесспорно, но и ко всем руководителям Коммунистической партии Советского Союза. Еще при первой встрече Хрущев произвел на меня впечатление "энергичного и словоохотливого добряка"; он хорошо отзывался о нашей борьбе, хотя и видно было, что он ничего не знал о ней.