Хрустальная ловушка
Шрифт:
— Я прошу тебя, Марк… — Ольга поморщилась: нельзя же быть таким беспощадным.
— У меня ничего не болит… И даже не ноет.
— Конечно, доктор же сделал тебе обезболивающий укол.
— Он уже приходил? — спросила Ольга.
— Два раза.
Два раза. Интересно, сколько же она спала?
— Похоже, я проспала все на свете…
— Ну, не все… Но на шесть часов ты все-таки нас покинула, кара…
Ольга поднялась с Инкиной кровати и подошла к широкому окну номера: гор не было видно, да и всего окружающего пейзажа тоже — все заволокла снежная пыль: штормовой прогноз принимал вполне реальные
— Не представляю, как он доберется, — неуверенно сказала Инка.
— Доберется, — успокоил ее Марк, — Игорь обязательно доберется.
Инка подтянулась и попыталась сесть. И тут же вскрикнула. Ольга бросилась к ней.
— Что?
— Я их совсем не чувствую… Я даже не могу спустить их с кровати. — Инка закусила губу.
— Не нужно никаких подвигов, дорогая, — попыталась утешить подругу Ольга. — Что сказал тебе доктор?
— Что у нее очаровательные глаза. И хорошая кожа, — ответил за Инку Марк. — И что она должна будет сообщить ему номер того «Плейбоя», который украсит своими персями и ланитами.
— Дурак, — бросила Инка. Было совершенно непонятно, к кому это относилось — к Артему Львовичу или к Марку, — подонок. Ничего, прилетит Игорь, он ему покажет…
Ольга даже вздрогнула — сейчас интонации в голосе Инки напомнили ей ее собственные интонации из далекого детства: «Ничего, придет папа, он вам всем покажет».
— Да, — констатировал Марк. — Пожалуй, здесь будет еще та коррида. Нужно только заблаговременно занять места на северной трибуне.
— Ты хочешь что-нибудь поесть. Инка? — заботливо спросила Ольга.
— Нет… Скажите мне, что ничего страшного со мной не произошло, пожалуйста…
— Ничего страшного с тобой не произошло, — Ольга тревожно заглянула в глаза подруге, — только не раскисай.
— Отдохнули, ничего не скажешь… Лучше бы мы поехали на море. — Инка взяла Ольгу за руку и крепко сжала.
— Ну, на море, положим, тоже есть опасности, — Марк, как всегда, выступил вечным оппонентом Инки. — Например, спасатели в рваных плавках. Или буйки, за которые нельзя заплывать.
— Ты всегда был пролетарием, Марик, душка. Распространителем «Искры» и членом фабрично-заводского комитета. Ну какие, скажи на милость, могут быть буйки в Акапулько? — Инка, выросшая в неполной семье воспитательницы, за несколько лет жизни с Игорем Анатольевичем успела изучить все самые фешенебельные курорты мира. И даже произносила их названия с особым ленивым шиком.
— Не ты ли сюда рвалась? — резонно заметил Марк.
— Дурой была, — согласилась Инка, — но больше такой ошибки не повторю. А все ты. Ты меня сглазил.
— Ну, конечно. «Я сам горбат, стихи мои горбаты, — кто виноват? Евреи виноваты!» — Марк иронически улыбнулся.
«Странно иногда поворачивается жизнь, — подумала Ольга. — Они покусывают друг друга так, как будто ничего не произошло. Как будто Инка не лежит в своей кровати обездвиженная. Может быть, шок после падения еще не прошел, и она не вполне осознает серьезность положения? Или положение не настолько серьезно? А если настолько — значит, Марк просто жестоко подыгрывает ей — жестоко и точно, как в боях без правил. Чтобы она не думала о возможных последствиях возможных травм. Но если она до сих пор не может встать на ноги, если она даже не чувствует их…» — Ольга даже похолодела от такой мысли.
— Инка. — Она снова потянулась к подруге, аккуратно обняла ее и сказала без всякой логики: — Я тебя очень люблю.
— Неужели все настолько серьезно и я больше никогда не встану? — попыталась улыбнуться Инка: ну, конечно, она осталась сама собой, и ничто не в силах ее изменить.
— Самое серьезное уже позади, — начал было Марк. — Морг ты благополучно промахнула. А когда оклемаешься, прибьем на этой двери табличку: «При съемке фильма ни одно животное не пострадало».
Инка не успела ответить колкостью — на тумбочке рядом с кроватью зазвонил телефон. Инка инстинктивно потянулась к нему и застонала: пока ничего с резкими движениями не получится. Это ясно.
Марк снял трубку и некоторое время сосредоточенно молчал.
— Понятно, — сказал наконец он. — Мы выходим.
— Что? — спросила Ольга.
— Ну, дщери мои, готовьтесь. Только что передали по инстанциям: Игорь нашел борт и сейчас уже на подлете. Минут через двадцать будет здесь.
Инка залилась краской. Видно было, что она ждет прилета мужа и боится его.
— Дай мне, пожалуйста, мою косметичку, Лелишна, — виновато попросила она.
— Самое время, — ухмыльнулся Марк.
— К приезду мужа я должна быть во всеоружии.
— Ты и так уже во всеоружии. Можно сказать, экипировалась от лодыжек до крестца.
Нет, сегодня все-таки не его день. Шутит он неудачно. На редкость неудачно.
Ольга поцеловала Инку, Марк же ограничился легким кивком и похлопыванием по складкам одеяла: держите себя в руках, миледи, если уж ноги вам отказали. Инка остановила Ольгу у самых дверей:
— Лелишна!
— Жду тебя в вестибюле, — шепнул жене Марк, скрываясь за дверью.
— Лелишна, — снова позвала Инка.
Ольга склонилась над ней и взъерошила ее короткие темные волосы — экстремальный вариант, воинствующий унисекс, лоснящаяся шкурка породистого зверька.
— Как я выгляжу, Лелишна?
— Неплохо.
— Правда? А почему не отлично?
— Потому что ты неисправимая кокетка, Инка.
— Я бы даже сказал больше, — Марк все-таки просунул голову в дверь и отыграл подачу, — она будет кокетничать даже в гробу и строить зазевавшимся червям пустые глазницы.
— Лелишна, будь любезна, передай своему мужу, а моему зятю, что он ублюдок.
— Передаю, — улыбнулась Ольга, — Марк, ты бестактный человек.
Марк захлопнул дверь.
— Лелишна, — Инка подняла на нее глаза, — что я должна сделать, чтобы он остался со мной?
— Ничего. Остаться собой, только и всего. — Ольга даже поморщилась от своей последней реплики: уж слишком выспренне она прозвучала. — Все будет хорошо, Инка.
— Ты думаешь?
— Я просто уверена.
…В вестибюле гостиницы Марк беседовал со Звягинцевым. От толстого Пал Палыча за версту несло пивом и снисходительным почтением. Ольге не очень-то хотелось видеть Звягинцева — сам того не подозревая, он выступал свидетелем обвинения на процессе по делу о ее маленьких несанкционированных безумствах. Но Марк уже махнул ей рукой: иди сюда, Ольга!