Хрустальная певица [= Певцы Кристаллов]

Маккефри Энн

— Не так уже для того, кто пел столько времени. — Ланжеки многозначительно постучал по лбу и посмотрел на дисплей, где ее параметры накладывались на карту района. — Другие ищут западнее предполагаемого вами места.

— Другие? — У Килашандры пересохло во рту.

— Это ценный участок, моя дорогая Килашандра, и я, разумеется, разрешил поиск и остальным. Но вы не слишком огорчайтесь, — добавил он и легко положил руку на ее плечо, — они никогда не пели черному.

— Значит, чувствительность к нему дает мне преимущество?

— В вашем случае, вполне вероятно. Вы были первой особой, коснувшейся кристалла, после того как Киборген вырезал

его. Возможно, это настроит вас на пласт. Возможно, я подчеркиваю, но чем черт не шутит. Многое из того, что мы вроде бы должны знать о резке кристалла, таится в параноидных мозгах певцов. Они обороняются против обнаружения их «кладов» и от этого сходят с ума. Но когда-нибудь мы узнаем, как защищать певцов от них самих.

Он остановился позади нее и положил ей руки на плечи. Это прикосновение отвлекло Килашандру, хотя она вообразила, что он хочет в чем-то убедиться или ищет поддержки, потому что следующие его слова были пессимистичны.

— Хуже всего то, моя дорогая Килашандра, что вы совершенный новичок в деле обнаружения и резки кристалла.

Где… — он ткнул пальцем в красный треугольник на карте, — должен пройти ваш предполагаемый полет к его участку?

— Здесь! — Килашандра без колебаний показала на точку, равно отстоящую от северной вершины треугольника и обозначенных саней.

Ланжеки слегка сжал ее плечи, потом резко выпустил их и двинулся по толстому ковру, заложив руки за спину. Он поднял голову, как будто пустой потолок мог дать ему ключ к загадке умирающего хрустального певца.

— Часть Милки-перехода — это родство с погодой.

Спора всегда знает о шторме, хотя его хозяин-человек часто больше доверяет приборам, чем инстинкту. Киборген был стар, он уже не верил ничему, включая свои сани. Он был склонен больше верить родству, чем предупреждающим приборам. — Мягкое выражение лица Ланжеки словно предостерегало Килашандру против такого неведения. — Как я уже говорил вам, симбионт теряет свои способности, когда его хозяин стареет. В вашу программу не вошло то обстоятельство, что Киборген страшно хотел уехать с планеты на время Пассовера, а кредитов у него на это не хватало. Резка черных кристаллов любого размера поправила бы его дело. Даже тех осколков было бы достаточно. По-моему, он, очищая их, обнаружил, что может сделать идеальную резку. Но он игнорировал предупреждения как саней, так и своего симбионта, и закончил резку. И потерял время. — Он снова остановился позади Килашандры, положил обе руки на ее плечи и слегка наклонился к ней, вглядываясь в дисплей. — Я думаю, вы ближе к определению места, чем другие, Килашандра Ри. — Он хохотнул вибрирующим смехом, и звук, казалось, через его пальцы проник в ее плечи. — Ваша свежая точка зрения, еще не испорченная временем, потраченным на то, чтобы перехитрить всех, в том числе и себя. Это уже не так мало. — Он отпустил ее плечи, хотя она вовсе не желала этого, и продолжал совсем другим тоном: — Вас заинтересовал в Гильдии Каррик?

— Нет. — Она повернулась и заметила весьма любопытное и непонятное движение губ Ланжеки. Его лицо и глаза ничего не выражали, но он явно ждал от нее уточнения. — Он сказал мне, что последнее, чего я могу хотеть, это стать хрустальной певицей. Не он один предупреждал меня против этого шага.

Ланжеки вопросительно поднял брови.

— Все, кого я знала на Фьюерте, были против того, чтобы я уехала с хрустальным певцом, несмотря на то, что он спас множество жизней. — Она говорила об этом с горечью, с большей

горечью, чем предполагала. Она знала, что если бы маэстро Вальди не вмешался, она и Каррик уехали бы с Фьюерты, и Каррик был бы теперь здоров. Но стала бы она певицей?

— Несмотря на все, что болтают о хрустальных певцах, Килашандра, мы такие же люди, как и все, — с оттенком печали промолвил Ланжеки.

Она посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду: что Каррик спас много жизней, или что он предупреждал ее против пения кристаллам.

Ланжеки подошел к компьютеру и пробежал пальцами по клавишам. Внезапно треугольник, в котором Килашандра надеялась искать, появился на самом большом дисплее.

— Да, тут полным-полно совершенно не маркированных мест.

При увеличении Килашандра ясно рассмотрела пятна на выступах. Это были места заявок.

— Вы можете обыскать целое ущелье, но все-таки пропустить запасы внутри слоя, — сказал Ланжеки, — или, чего доброго, столкнуться с подлинным хозяином заявки. — Он убрал увеличение, и обозначенный район начал медленно уменьшаться, пока не занял своего настоящего места в морщинах камня, окружавшего нишу. — В понедельник вы отправитесь. Моксун не хочет. Он всегда против. Но он хочет уехать с планеты, и недавняя его резка плюс премия за пастырство дадут ему эту возможность. Килашандра, вы слышите?

— Да. Я поеду в понедельник. Моксун не хочет, но за премию…

— Килашандра, вы найдете черный кристалл!

Глаза Ланжеки вспыхнули необычным огнем, словно подкрепляя его слова и силу его убеждения, что Килашандра Ри — агент, которым он может командовать.

— Только если мне чертовски повезет, — засмеялась она, постепенно восстанавливая внутреннее равновесие.

Глаза Ланжеки не отрывались от нее. Он вспомнила старинную историческую драму: мужчина гипнотизировал девушку, бездарь в музыкальном смысле, чтобы она победила в сложнейшем вокальном выступлении. Имя мужчины она не могла вспомнить, но подумала о Ланжеки: Мастер одной из самых престижных Гильдий во всей службе Федерации Планет… гипнотизирует ее, чтобы она нашла черный, чертовски драгоценный черный хрусталь… Нет, это смешно. Только она не сказала бы этого Ланжеки, особенно когда он смотрит на нее таким взглядом, который не вызывает ничего, кроме смущения.

И вдруг он захохотал, да так, что согнулся в пароксизме смеха. Он упал в кресло, запрокинул голову и продолжал смеяться.

Смех его был удивительно заразительным, и она тоже засмеялась тому, что сам гильдмастер так уронил свое достоинство в присутствии ученицы.

— Килашандра, — сказал он, перестав, наконец, хохотать, — я должен извиниться, но выражение вашего лица… Я поставил под угрозу репутацию всей Гильдии? Я очень давно не смеялся.

Тоскливая нотка в его последних словах задела Килашандру за живое.

— У нас на Фьюерте привыкли говорить, что я была бы хорошей комической певицей, если бы не помешалась на ведущих ролях.

— Не нахожу в вас ничего смешного, Килашандра, — сказал он. Глаза его блеснули, и он протянул руку.

— А какое находите? Драматическое?

— Неожиданное.

Он взял ее руку, которую она машинально протянула, погладил большим пальцем ладонь, повернул и поцеловал.

У нее перехватило дыхание от ощущения, которое прошло от ладони к кончикам сосков. Она хотела отнять руку, но увидела на его губах нежную улыбку, когда он поднял голову. Ланжеки старался не показать своих истинных чувств, но рот выдавал его.