Хрустальный грот. Полые холмы
Шрифт:
— Понимаю. — Войдя за ним следом в амбар, я остановился, глядя, как Сердик расседлывает Астера, рассеянно сворачивая в жгут выдернутый из скирды пучок соломы. Жгут я подал его конюху через холку пони.
— Король Вортигерн в Сегонтиуме? Зачем он там?
— Говорят, чтобы сосчитать головы. — Сердик коротко фыркнул, изображая смех, и начал чистить пони.
— Ты имеешь в виду, он собирает своих союзников? Выходит, были разговоры о войне?
— Разговоры о войне и не прекращались с тех пор, как этот ваш Амброзий засел в Малой Британии, опираясь на короля Будека, но людская память хранит то, о чем лучше не говорить.
Я кивнул. Не могу точно припомнить, когда мне рассказали, поскольку никто не говорил об этом открыто,
— Ну да, конечно, — съязвил я, — вновь приближается Амброзий, не так ли? А если серьезно, Сердик, зачем верховный король приезжает в Северный Уэльс?
— Я же сказал тебе. Объезжает владения и пытается сколотить в преддверии весны поддержку себе и своей саксонской королеве.
При упоминании о ней он сплюнул на пол.
— Зачем ты это сделал? Ты ведь сам сакс.
— Это было очень давно. Теперь я живу здесь. И кто, как не эта светловолосая стерва, толкнула Вортигерна на мошенничество? И конечно, ты не хуже меня знаешь, что с тех пор, как она улеглась в постель верховного короля, северяне хозяйничают в этой земле словно пожар на вересковой пустоши, так что теперь он не может ни воевать с ними, ни откупиться от них. И если правда то, что о ней говорят, можешь быть уверен, ни один из законнорожденных сыновей короля не доживет до короны. — Сердик говорил очень тихо, почти шепотом, и все же, оглянувшись через плечо, не слушает ли кто, снова плюнул и сложил знак от дурного глаза. — Да тебе и самому все известно… или было бы известно, если бы ты больше слушал старших вместо того, чтобы тратить время на книги и прочую чепуху или якшаться с народом из полых холмов.
— Так вот куда я, по-твоему, хожу?
— Разное судачат. Я не задаю вопросов. И не желаю ничего знать. А ну-ка тише! — Это уже относилось к пони. — Сердик обошел Астера, чтобы приняться за другой его бок. — Поговаривают, что саксы опять высадились к северу от Рутупии и на сей раз они запросили столько, что даже Вортигерну этого не снести. С наступлением весны ему придется воевать.
— И моему деду вместе с ним?
— Именно на это он надеется, не сойти мне с этого места. Ладно, беги, если хочешь получить свой ужин. На тебя никто не обратит внимания. На кухне сущая кутерьма творилась, когда я час назад попытался перехватить кусок.
— Где мой дед?
— Откуда мне знать? — Склонив голову, Сердик настороженно глянул на меня поверх крупа лошади. — Что это ты задумал?
— Я хочу поехать с ним.
— Ха! — фыркнул он и бросил сечку для пони. Ничего ободряющего в этом возгласе
— Мне пришло в голову поглядеть на Сегонтиум, — упрямо возразил я.
— А кому не хочется? Я тоже страсть как хочу увидеть его. Но если ты задумал попросить короля… — Он оборвал себя на полуслове. — Конечно, тебе пора поехать куда-нибудь, повидать пару-тройку мест, немного встряхнуться: это пошло бы тебе на пользу, но я не могу поручиться, что это произойдет. Ты же ни за что не пойдешь к королю?
— Отчего же? Самое большее, что он может, — отказать мне.
— Самое большее? Юпитер-громовержец, вразуми этого парня! Послушай моего совета, забирай свой ужин и отправляйся в постель. К Камлаху тоже не суйся. Он только что выдержал настоящую битву со своей женой и теперь все равно что горностай с больным зубом… Ты что, серьезно говорил?
— Боги будут сопутствовать тебе, Сердик, только если ты сам ступишь на их тропу.
— Что ж, отлично, но у некоторых из них могут найтись огромные копыта, чтобы по тебе потоптать. Как ты хочешь, чтобы тебя похоронили? По-христиански?
— Я не возражаю. Думаю, что довольно скоро созрею для крещения, если дать волю епископу, но до тех пор я официально ни к кому не нанимался.
— Надеюсь, мне зададут жару, когда наступит моя очередь, — засмеялся Сердик. — Это очищает. Ладно, не желаешь слушать — не слушай, но не стоит встречаться с ним на пустой желудок, только и всего.
— Это я тебе обещаю, — ответил я и пошел добывать себе ужин. Поев, я переоделся в пристойную тунику и отправился на поиски деда.
К немалому моему облегчению, Камлаха с ним не было. Короля я нашел в его опочивальне: он развалился в просторном кресле перед ревущим пламенем в очаге, у ног его дремали любимые волкодавы. Сперва я решил, что женщина, сидевшая на стуле с высокой спинкой по другую сторону огня, — королева Олвена, но затем узнал в ней свою мать. Перед моим приходом она шила, но теперь застыла, уронив руки на колени, и белая ткань недвижно покоилась поверх складок коричневого одеянья. Она с улыбкой обернулась ко мне, но во взгляде ее стояло удивление. Один из волкодавов забил хвостом по полу, а другой открыл глаз, обвел взглядом комнату и снова задремал. Дед сердито глянул на меня из-под насупленных бровей, но заговорил довольно доброжелательно:
— Ладно, парень, не стой там. Проходи-проходи, устроил тут проклятый сквозняк. Закрой дверь.
Я подчинился и подошел ближе к огню.
— Позволь поговорить с тобой, мой господин.
— Ты уже со мной говоришь. Что тебе нужно? Возьми табурет и садись.
Табурет стоял возле стула моей матери. Я отодвинул его, показывая тем самым, что не нуждаюсь в ее покровительстве, и сел на равном расстоянии между ними.
— Ну? Давненько я тебя не видел, не правда ли? Корпел над своими книжками?
— Да, господин, — ответил я и, исходя из правила, что лучше нападать, чем обороняться, сразу перешел к делу: — Меня… меня не было сегодня после обеда, я ездил верхом и…
— Куда же?
— По дороге вдоль реки. У меня не было определенной цели, просто хотелось поупражняться в верховой езде, поэтому…
— Да, не мешало бы.
— Ты прав, мой господин. Поэтому я прозевал гонца. Мне передали, что ты завтра уезжаешь.
— Ну а тебе что с того?
— Только то, что мне хотелось бы поехать с тобой.
— Тебе хотелось бы? Хотелось бы? С чего это вдруг?
На языке у меня вертелось с дюжину подходящих случаю фраз. Мне показалось, что моя мать поглядела на меня с сожалением, а дед ждал моего ответа с безразличием и раздражением, лишь едва-едва смиряемыми любопытством. Я же просто сказал правду:
— Потому что мне уже двенадцать лет, а я ни разу не выезжал из Маридунума. Потому что я знаю, что если все выйдет по воле моего дяди, то вскоре я окажусь взаперти в этой долине или в каком другом месте, чтобы учиться и стать клириком, и прежде, чем это произойдет…