Хрустальный лес
Шрифт:
— Погоди, погоди, как ты сказал? — встрепенулась Валя. — Крутоярские?
— Ну да, Крутоярское — наше село… Может, слыхали когда?
— Папа, папа! — закричали девочки. — Иди скорей сюда! Смотри, мальчик!
— Вижу. Хороший мальчик.
— Он из Крутоярского!
— Да ну!
Папа тоже с таким любопытством уставился на мальчика, что тот смутился и покраснел.
— Ты чей? — спросил папа.
— Милованов я…
— Да неужели Серёжкин сын? — затряс его за плечи папа. — То-то, я гляжу, такой же скуластенький… Тебя как зовут?
— Алёшкой.
Мальчик совсем растерялся, и Валя поспешила
— Понимаешь, мы тоже едем в Крутоярское. Там нашего папы родина.
— Ага! — подхватила Таиска. — Наш папа и твой в школу вместе ходили. Папа нам всё рассказывал…
— Так вы дядя Вася Иголкин? — обрадовался мальчуган. — Вас уже два месяца к пароходу ходит бабушка Таисья встречать. Ей говорят: «Что ходишь? Будет ехать — телеграмму даст», а она: «Может, и не будет телеграммы, так приедет…»
— А мы три телеграммы дали, — вмешалась Таиска. — Одну — когда из дому выехали, вторую — из Москвы, а третью — когда билеты на пароход купили!
Папа стал расспрашивать, как живут его родственники, друзья, что нового построено в Крутоярском, пока он там не был. Алёша отвечал подробно и обстоятельно.
— На Иголкиной тони рыбачат люди? — спросил папа.
— А как же? И мы с папой рыбачили. Там сазаны во какие! — И Алёша растопырил руки насколько хватило.
— А почему она Иголкиной зовётся — знаешь? — вмешалась Таиска.
— Не…
— А я знаю! — обрадовалась Таиска. — Папин дедушка, наш прадедушка, эту тоню от камней да коряжин очистил… Папы тогда ещё на свете не было.
И быстро, скороговоркой, боясь, чтоб её не опередили папа или Валя, продолжала:
— Там рыбы всегда много было, а камни и коряжины мешали ловить, сети рвали. Вот наш прадедушка, папин дедушка, и говорит людям: «Давайте очистим дно». А там глубоко, люди смеяться стали: «Нырять туда, что ли? Амур большой, как-нибудь и без этой тони обойдёмся». А наш прадедушка, папин дедушка, ничего им не ответил, пошёл к берегу, разделся, к ногам камни привязал — и в воду! Всё дальше идёт, всё глубже. Ему кричат: «Утонешь!» А он хоть бы что. Ушёл с макушкой под воду. Потом смотрят люди — вышел из воды наш прадедушка, папин дедушка, и в руках здоровенный камень. Донёс до берега, бросил — и опять в воду. Тут и люди ему помогать у берега стали, только под воду, где глубоко, лезть боялись, оттуда прадедушка все камни и коряги сам вытащил… Хорошо стало людям рыбу ловить. С тех пор и зовётся — Иголкина тоня… Вот! — победоносно закончила Таиска. — А ты в Крутоярском живёшь и не знаешь…
Алёша был обескуражен, а сёстры торжествовали: они еще не могли забыть, как опростоволосились с Амурском.
Папу позвали какие-то дяденьки играть в домино, а сёстры и Алёша уселись на скамейку на корме и продолжали беседовать о Крутоярском.
— У вас возле школы ещё растёт черёмуха, высокая-высокая? — спросила Валя.
— Растёт, — удивился Алёша. — И откуда вы всё знаете? Вы же там никогда не были.
— А нам папа рассказывал, — вмешалась Таиска, которая никак не могла перенести, чтобы объяснял кто-нибудь другой, когда она знает. — Папа о Крутоярском каждый день вспоминает. Он говорит, что на свете лучше места нет.
— А почему тогда ваш папа не живёт в Крутоярском?
Словоохотливость Таиски сразу куда-то исчезла.
— «Почему, почему…» Какое твоё дело? Чего ты суёшься во всё?
— Я и не суюсь, — обиделся Алёша. — Спросить нельзя.
— И чего ты, Таиска, — примирительно проговорила Валя. — Ну, вышло всё так у папы нашего. Он на войне был, попал в окружение. Его ранило как раз возле нашей станицы. Бабушка, мамина мама, его в подполье прятала. Потом папа к партизанам ушёл, а немцы узнали. Они бабушкину хату сожгли и сад вырубили. Хорошо, что мама с бабушкой в другую станицу убежали, а то бы их убили… Мама тогда ещё совсем девочкой была. Когда немцев прогнали, папа пришёл в станицу и говорит бабушке: «После победы ждите меня. Если жив буду, приду к вам в станицу. Дом вам новый построю, сад посажу, а уж тогда и на родной Амур подамся…»
— Ну и как, построил он дом? — спросил Алёша.
— Построил… И сад посадил, лучше прежнего.
— У крутоярцев слово твёрдое! — с гордостью заметил мальчуган. — Сказал что — умри, а сделай. Только вот почему он потом на Амур не вернулся?
Валя опустила голову.
— Мама наша не хочет сюда ехать.
— Не хочет? На Амур? — На Алёшкином лице отразилось величайшее изумление. Он огляделся вокруг, словно не понимая, кому может не нравиться эта богатырская река, на которой он, Алёша, родился и растёт. — Да она хоть была здесь когда?
— Нет… А папа…
— Смотрите, смотрите! Чего это матрос потерял? — перебила их разговор Таиска.
На нижней палубе, на корме, где были подвешены шлюпки и стояли лебёдки с намотанным железным тросом, матрос заглядывал во все закоулки и ворчал:
— И куда эта швабра задевалась?
Алёша перегнулся через перила и крикнул:
— Дядя, вон ваша швабра, в шлюпке!
Ребята следили, как матрос взял швабру, подошёл к квадратному люку, сделанному в железном полу палубы у самого борта, и опустил туда швабру. Шалуньи волны обрадовались и стали тянуть швабру к себе, урча: «Поиграем, поиграем…»
— Ишь какие! — прикрикнула на них Таиска. — Идите лучше палубу мыть.
Прополоскав швабру, матрос зачерпнул воды деревянным ведёрком и выплеснул на палубу. Потом ещё, ещё…
— Вот так, — приговаривала Таиска, наблюдая сверху. — Вам бы всё играть, волны. Поработайте немного…
После обеда по небу начали бродить тучи; солнце иногда пряталось, иногда снова показывалось, и тогда на воду мигом прыгало много солнечных зайчиков. Волны, обрадованные новой забавой, ласково тетёшкали зайчиков, совсем как молодые весёлые няньки тетёшкают малышей на ладонях. Одна волна передавала зайчика другой, зайчикам это нравилось, они так и сверкали… Но вот набегала туча, и зайчики мигом прятались, словно солнце не разрешало им оставаться без своего присмотра с ненадёжными няньками-волнами.
Ох уж эти тучи! И чего им надо? Ходят над Амуром, над сопками, всюду бросают серые тени… Вот одна тень ползёт прямо на пароход…
— Не ходи к нам, туча, не бросай на нас тени!
«Я, туча, куда хочу, туда ползу. Вот и вас сейчас закрою…»
— А мы от тебя на пароходе уплывём, неповоротливая! Раз, два, вот мы и опять на солнышке!
Таиска уже совсем освоилась на Амуре: она командовала волнами, тучами, пароходом и даже пыталась командовать Алёшей, когда он и Валя стали играть в шашки, но тут уже ничего не получилось: Алёша не слушался Таиску и делал ходы самостоятельно.