Ху Из Мы
Шрифт:
Спустя недолго, Пал Палыч лично доставил документ. Текст занял пол печатной страницы и горделиво отмечал, что обозреваемая личность проработала в департаменте четверть века и не имеет никаких отличительных качеств, характеристик, свойств, кроме, как участия в разработке номенклатурных документов и рабочих проектов. В работе был грамотен, аккуратен, добросовестен.
Кирилл Мефодьевич призадумался, прочитав досье, и сурово приказал:
– А ну-ка, тащите ко мне эту канарейку!
Канарейка был притащен и поставлен в углу кабинета, чтобы бежать было некуда, а от возможного падения страховали
– Твоё произведение, красавчик?
– показал отпечатанный на странице текст из-за своего стола начальник департамента.
Зиновий Вульфович всмотрелся в представленный документ и лихо, по-военному, ответил:
– Не могу знать! Текст не виден.
– Видеть тут нечего, нет необходимости, - злобно прорычал начальник департамента, - вспоминай, что писал в доносе... Не помнишь? Забыл! Ступай сюда, вместе будем читать твоё сочинение, - рычал тигром Кирилл Мефодьевич.
– Не могу, - ответил жалобно обвиняемый, - ноги дрожат и не повинуются от волнения.
– Волноваться надо было тогда, когда писал донос, а теперь уж поздно - живым я тебя не выпущу...
– За что?
– пролепетал Зиновий Вульфович и рухнул на колени.
– За всё!
– ответил в слог ему Кирилл Мефодьевич, и повелел, - ползи сюда, сволочь.
И "сволочь", набравшись храбрости, поползла. У стола "ей" было представлено письмо для ознакомления и освежения памяти.
– Ой, - сказал Канарейка.
– Фамилия моя указана, а подпись не соответствует... Хоть и на "К" начинается, но у меня завитушки другие, господин Ракушкин.
– Ты меня ещё товарищем назови. Гражданин я тебе - понял?
– Не я, не я... гражданин, товарищ, господин Ракушкин, Кирилл Мефодьевич. Подпись поддельная - сравните, проверьте, эксгумируйте...
– Эксгумировать рано, - задумчиво произнёс Кирилл Мефодьевич, - ты-то ещё живой...
– А ну-ка, распишись здесь, - начальник департамента подсунул листок и ручку.
Зиновий Вульфович подполз, не вставая с колен, ближе к столу и поспешно расписался. И тут же выдернул листок из-под протянутой руки Кирилла Мефодьечича.
– Я ещё пару раз распишусь для верности. У меня от волнения вот тут завалилась буква, а здесь пропустилась. Я исправлю, а первую подпись аннулируйте, как глупую фатальность.
Ракушкин долго и внимательно сличал подписи, хмыкал, матерился, пускал пузыри. Ведущий инженер Канарейка в это время отказался дышать и только глазами следил за лицом недосягаемого начальника.
– Ладно, - сказал Кирилл Мефодьевич, скрежеща зубами, - до вечера посидишь в кладовке, где хранятся болоны с очищенной питьевой водой, а там посмотрим...
– и вызвал по телефону секретаря.
– Проводи инженера в кладовку, да запри хорошенько до вечера, а после зайдешь ко мне, - распорядился начальник.
Выполнив указания, Пал Палыч зашёл к шефу, и тут же побледнел заботами руководителя:
– Не он это, - ответственно заявил Кирилл Мефодьевич, - слаб очень, не по его нутру такая писанина. А это значит, что у нас завелась крыса, и мы должны всем миром изловить её, иначе в работе смысл теряется. А что твои усы? Не стриги их больше - пусть отрастают, я лично их сбрею, если не отыщешь предателя в две недели? Задача ясна? Шагом марш!
* * *
С утра на площади имени Четвёртой революции царил скрытый ажиотаж. У каждого фонаря стоял персонаж в солнцезащитных очках с развёрнутой газетой или книгой в руке. В подворотнях покашливали "старички" с приклеенными усами и бородами. По площади взад-вперед беспрестанно ходили слепые, постукивая перед собой длинными тонкими палками, в дымчатых очках Люцерна с защитой глаз сверху и с боков от нежелательного проникновения чего бы то ни было. На крышах близлежащих домов копошились снайперы охраны.
Со сцены, установленной на площади, должен был выступить президент. Государственные флаги вяло болтали своими полотнищами. Солнце, как назло скрылось, обнажив противоестественное количество людей в темных очках, курсирующих по площади и прилегающих улицах. Стал накрапывать предательский дождь, разогнав обычных граждан и демаскируя сотрудников президентской охраны. Они переминались с ноги на ногу, на которые были одеты черные туфли одинакового покроя, и как мог бы догадаться смышленый гражданин, выданные с одного склада. Внутри туфель на подошве, прикрытый ногой обладателя, красовался инвентарный номер.
Спустя три часа площадь огородили сеточным забором с пропускными пунктами оборудованными металлоискателями. Камеры наблюдения зыркали своим глазом во всех мыслимых и немыслимых направлениях, фиксируя все казусы площадной и по за площадной жизни.
Ещё через два часа огороженную забором территорию забили массой граждан с флажками, транспарантами, знамёнами и надувными шариками. Все ждали появления президента. Особенно это касалось слепых, занявших заранее оговоренные места в толпе, снайперов охраны на крышах зданий, и всех тех, на ком были черные туфли одинаковой модели, выданные с ведомственного склада. Знамена, флажки, транспаранты буянили море ожидающего народа.
Помощник президента преподнёс папку с заготовленной речью. Потрошенко брезгливо раскрыл её и быстро пробежал глазами речь.
– Всё то же, ничего нового, - с укором произнёс он. Хоть бы вставили, что-нибудь завлекательное от себя. Жалко что ли пообещать что-нибудь такое-этакое, чтоб народ взбодрился, поверил, повелся, хотя бы не надолго. Никакой фантазии, впору новых помощников набирать. Я, конечно же, от себя чего-нибудь накручу, но всё это уже было, старо, кисло... Ну, выйду с представительской папкой, помашу рукой, оскалю зубы в радостной улыбке... Послушайте, а может с ребенком за руку выйти на сцену, а дальше импровизировать по обстоятельствам? Всё же не ваша тоскливая речь... Дайте ребёнка, ищите дитё, живо мне!
– президент распалился, почувствовав движение застоявшейся мысли.
Свита ринулась выполнять заказ. И покатилась волна: "Слушаюсь! Приказ понял, выполняю! Есть, достать ребёнка приличной внешности, желательно, с умными глазами! Разрешите выполнять поставленную задачу!"
В самые короткие сроки ребёнок был найден, схвачен, приведён. Им оказалась бойкая девочка, сама договорившаяся с мамой, о том, что она окажет услугу дядям и выступит со сцены. А за это добрые дяди дадут ей игрушку и конфеты. Все стороны остались довольны соглашением. Мама не возражала.