Хуадад-Сьюрэс. Я читатель – я так вижу
Шрифт:
Болезненное жжение при поворотах, наклонах и глубоких вдохах, продолжающее его мучить, доказывало, что мать Стенолаза была очень мудрой женщиной и что после драки с Еремией ему следовало какое-то время поваляться, несмотря ни на что. На возникшие одновременно дорогие сердцу образы тут же откликнулась неприятная тяжесть где-то в груди. Пытаясь не дать развиться совсем уж горьким воспоминаниям, Джорри начал нарочито пристально глядеть по сторонам.
Дорога-тропа полого уходила куда-то вниз. Появились еще какие-то новые деревья с более рваными краями листьев. Засмотревшись на листву и отметив на одной из веток красивую вязь паутины, молодой человек попал ногой в чью-то нору и растянулся лицом
Не найдя ответа, но наглядевшись на занятую вереницу муравьев, Джорри осторожно пошевелил лодыжкой и, не почувствовав боли, встал и отряхнул грязь с одежды. Продолжил путь, теперь смотря преимущественно вниз. Любопытные следы мелких лапок пересекали дорогу. Проследил за ними взглядом и увидел ягодки-синявки, торчащие из травы вдоль дороги. Не смог удержать улыбки.
С теплотой вспомнил о том, как в детстве стреляли ими через соломинки, как водянистые шарики легко лопались, выпуская сине-зеленый сок, окрашивающий кожу в цвет ядреного синяка. Пусть кто попробует заявить, что в него не попадали! Правда, такие «синяки» быстро исчезали от простого трения слюнявых пальцев. Пойманных на жульничестве заставляли съесть целую ладонь синявок, кисло-горьких и вызывающих такие колики, что потом по спинам всех, кто участвовал в каре мошенника, лихо проходились палками и было непонятно, кому в итоге оказалось хуже.
Погруженный в воспоминания Джорри резко замер, неожиданно поняв, что леса нет. Деревья мрачным массивом остались за спиной, а перед ним раскинулась не то что прогалина или поляна, но целая долина, полная травы и – юноша пригляделся, не поверив глазам, – коз. Тут же вернувшись под защиту стены стволов, он быстро сосчитал пастухов. Наверно, из всех «чиро», что он мог встретить, ему не удалось бы нарваться на больших болтунов и сплетников, чем пастухи. Разумнее и безопаснее было бы дождаться ночи и пересечь долину незамеченным, но донесшийся до Стенолаза сквозь запах коз аромат еды не позволил этого сделать. Юноша медленно пошел назад, разглядывая траву в поисках синявок. У него родилась идея.
4
Легендарный Миридайский лес протянулся с запада на восток, пересекая практически всю Берию и разделяя ее Центральные и Южные провинции. Он был славен тем, что невероятно затруднял путь каждому, кто, к примеру, хотел попасть из Чападо-Эро в Мармадос или из Хуадад-Сьюрэс в Агаслентэс. Две его западные трети скрывали в своей глубине коварную топь, унесшую не одну сотню жизней и, как говорят, кишащую мертвяками. Стоит отметить, что те из бесстрашных путешественников, кто бросил вызов болоту и вернулся, все же чаще упоминали в своих рассказах волков и грабителей, а не мертвые тела, наделенные жизнью.
Столичный, Центральный берийский и Подлесный тракты, обросшие гостиницами, трактирами, почтовыми станциями с гнездами вест и прочими признаками комфортного путешествия, обходили Миридайский лес и прилегающие к нему небольшие поселения с трех сторон, что заставляло все торговые караваны и дорогие экипажи, которые держали путь с юго-запада на северо-запад и наоборот, проделывать огромный крюк, регулярно поминая Акхара со всеми его братьями и сестрами.
От стоящей на Подлесном тракте Веги, напрямик через лес, несколько выгибаясь к его восточному – относительно безопасному – краю, проходила Широкая дорога, на севере вливающаяся в Столичный тракт в пятнадцати верстах от Хуадад-Сьюрэс. Позволяющая сэкономить около декады, она своей шириной могла бы поспорить с трактами – отсюда и название, – но большего уюта, чем от пары сторожек лесников, она не предоставляла. Это было только на руку облюбовавшим ее торговцам, которым не приходилось платить за размещение свиты под крышей.
Самой же экономящей время была Змеиная дорога – тропа, по сути. Непроходимая для карет и даже телег, она пользовалась успехом у торопящихся на запад всадников. Змеиная дорога тянулась по запущенным и густым участкам зарослей, все время петляя, дабы обходить овраги и нетвердую почву находящейся в опасной близости топи, и впадала в Широкую дорогу как с северной, так и с южной стороны леса.
По периферии Миридайский лес рассекали множество проложенных охотниками тропинок. По некоторым из них можно было провести лошадь и скостить порядка шести-восьми часов, а пеший мог выиграть и день-полтора, если знал, куда идти.
Осушать болото или вырубать лес, как и заходить вглубь с целью охоты берийцы опасались, ведь где-то в нем жила Миридая – похотливая женщина, отдавшаяся жестокому Брутану и ставшая матерью семи полубогам несчастий. Первая и самая могущественная чаровница. Поэтому разнообразная живность Миридайского леса чувствовала себя вполне фривольно: зайцы то и дело без опаски перебегали дороги и тропы прямо перед людьми, пересекающими их владения, птицы без остановок драли глотки, а стрекотание диких вест в ночи могло вызвать приступ мигрени и у самого тугоухого пришельца. Однако в какой-то момент весь гвалт копошащейся в зарослях живности померк в сравнении с воплем, пронесшимся меж деревьев.
– Я убью эту тупую скотину! – заорал Питио на редкость дурным голосом.
Мирно дремавший в седле до этого возгласа Дэнлир всхрапнул и обернулся. Его напарник, ругая свою лошадь на чем свет стоит, пытался вернуть животное на тропу. Бойкая, которая должна была идти за кобылой Дэнлира, утонула в растительности и всем своим видом демонстрировала непреодолимое желание лично поучаствовать во всех делах лесных тварей.
– Что ж ты ее спускаешь, раз знаешь, что норовистая? – спросил старший стражник младшего, останавливая свою лошадь.
Питио не ответил, продолжая бороться в пляшущей Бойкой. Когда тот наконец вернул животину на тропу, гнедая кобыла смиренно опустила голову и изобразила невинность получше многих барышень.
– Ненавижу лошадей, – зло прошептал молодой стражник.
Дэнлир хмыкнул, потрепал свою Пыльную за холку и пустил ее шагом. Бойкая смиренно двинулась следом, делая вид, что ее совершенно не интересуют звуки за пределами протоптанного участка леса.
– Не ослабляй поводья, – не оборачиваясь, сказал седой с вкраплениями рыжих прядей мужчина, – а то она опять начнет безобразничать.
– Сам знаю, – кинули ему в спину.
– Если б на дороге, то и пусть, – продолжал Дэнлир, наслаждаясь усиливающимся недовольным сопением сзади, – а тут, глянь, какие здоровые корни. Если ноги переломает, мы с тобой на одной лошади ко Дню Лета не управимся. Да и жалко тварину-то. Молодая еще.
Питио молча проглотил поучения, и какое-то время мужчины ехали без разговоров. Солнце стояло достаточно высоко, чтобы коридор из сплетающихся ветвей радовал игрой солнечных бликов. Лес жил: на разный лад перекликались птицы; кабан что-то не поделил с семейством оленей, но, встретив достойный отпор, с громким визгом пустился наутек, перемахнув тропу буквально в пяти локтях от первого всадника; несколько раз в зарослях мелькнули любопытные лисьи глаза.