Худей! (др. перевод)
Шрифт:
— Что он сказал?
— Что лицо Хопли действительно воспалено, но ничего похожего на ту картину ужасов, которую ты обрисовал Хейди. Описание Гранда только подтвердило мою мысль, что это одно из тех воспалений, от которых я лечил Дункана еще в 1974 году. Эти вспышки крайне его расстраивали, и не были для меня сюрпризом. Должен заметить, что воспаление сальной железы у взрослых иногда достигает серьезной формы и считается наиболее влияющим на психику заболеванием из всех, которые я знаю.
— Значит, ты полагаешь, что он расстроился тем, как выглядит, и застрелился?
— Да.
— Тогда давай проясним все до конца, —
— Я и не думал утверждать, что к этому привело только воспаление кожи, — сказал Хьюстон, начиная звучать раздраженно. — Самой худшей вещью в отношении проблем является то, что они, как правило, приходят парами, трио, целыми шайками. Никогда по одной. Психиатры имеют самый большой процент самоубийств на 10 тысяч человек, Вилли, но копы от них ненамного отстают. Вероятно, появилась целая комбинация факторов. Последнее воспаление могло явиться той соломинкой, которая переломила спину верблюду.
— Ты не видел его, — угрюмо ответил Вилли. — Это была не соломинка. Это был… мировой торговый центр.
— Он не оставил записки, по которой мы могли бы что-то узнать.
— Христос, — произнес Вилли, проведя рукой по волосам. — Христос!
— Но причины самоубийства Хопли не тема для нашего разговора. Мы ведь говорили о другом?
— Только не я, — пробормотал Вилли. — Только не для меня…
— Мне кажется, что мы должны поговорить о том, что сознание сыграло с тобой, Вилли, злую шутку. Оно завлекло тебя в ловушку. У тебя разыгралось воображение… относительно цыганского проклятия… и когда ты зашел той ночью к Хопли, ты просто увидел то, чего не было, — теперь голос Хьюстона приобрел доверительные нотки, чего раньше в нем не было. — Ты случайно заглянул к нему, а до этого зашел к жене Гари. И все только для того, чтобы немножко взбодриться?
— Нет.
— Ты уверен? Хейди говорит, что ты стал выпивать.
— Если бы это было так, меня бы видела Энди, твоя жена. Ведь так?
Последовала долгая пауза. Потом Хьюстон бесцветно проговорил:
— Это удар ниже пояса, Вилли. Но именно такого замечания я ожидал бы от человека, который пережил сильный стресс…
— Психологический стресс. Апсихо-анорексия. Вы, врачи, напридумывали имен для чего угодно. Но если бы ты видел Хопли. Ты бы… — Вилли остановился, вспомнив пламенеющие прыщи на щеках Хопли, сочащиеся угри, нос, который стал совсем неприметным на фоне жуткого, вулканического пейзажа этого лица.
— Вилли, неужели ты не видишь, что твой разум пытается найти логическое объяснение тому, что с вами происходит. Ты чувствуешь, что виновен в смерти цыганки…
— Проклятие перестало действовать, когда он застрелился, — услышал Вилли свой голос. — Может быть, именно по этому он не выглядел столь уж отвратительно. Это как в фильмах про оборотней, которые мы смотрели в детстве, Майкл. Когда убивают оборотня, он снова превращается в человека!
На смену замешательству, которое он ощутил при известии о смерти Хопли и его более-менее нормального раздражения кожи, пришло возбуждение. Мысли Вилли устремились по новой тропе, исследуя новые вероятности и возможности, отметая предположения. «Куда девается проклятие, когда проклятый наконец получает
Россингтон — это во-первых. Он отчаянно цепляется за идею, что у него рак кожи, потому что альтернатива намного хуже. Когда умрет Россингтон, не превратится ли он снова?.. — Вилли вдруг понял, что Хьюстон уже давно молчит. А вдалеке на том конце провода слышались всхлипывания, такие неприятные, знакомые… Рыдания? Наверное это Хейди!
— Почему она плачет? — прохрипел Вилли.
— Вилли…
— Дай ей трубку!
— Вилли, если бы ты только слышал себя…
— Дай ей трубку, черт тебя возьми!
— Нет, не дам. Пока ты…
— Слушай, ты, кокаиновый…
— Вилли, перестань!
Хьюстон рявкнул так громко, что на мгновение Вилли убрал трубку подальше от уха. Когда он снова поднес ее к уху, рыдания прекратились.
— А теперь послушай, — сказал Хьюстон. — Таких вещей как оборотни и цыганские проклятия в жизни не существует. Я чувствую себя нелепо, когда говорю тебе об этом.
— Майк, а разве ты не видишь, что в этом и есть часть проблемы? — мягко спросил Вилли. — Разве ты не понимаешь, что этот народ благодаря подобным представлениям сумел не привлечь к себе внимания последние двадцать веков или около того?
— Вилли, если на тебя и наложено проклятие, оно наложено твоим собственным подсознанием. Старый цыган не может проклясть. Но твой собственный разум, маскируясь под старого цыгана, может.
— Меня, Хопли и Россингтона прокляли, — глухо сказал Халлек. — Всех в одно время. Слепцом оказываешься ты, Майкл.
— Это не более чем совпадение. Сколько нам еще ходить хороводом вокруг куста, Вилли? Вернись к Гласману. Дай им помочь тебе. Не своди с ума свою жену.
На мгновение Вилли захотелось поддаться соблазну и сдаться, поверить Хьюстону — разумному и рациональному предложению в его голосе, который звучал утешительно, несмотря на раздражение. Потом он вспомнил Хопли, поворачивающего лампу, и его слова. «Я убил бы его очень медленно. Но пощажу вас, не стану вдаваться в подробности».
— Нет, — тихо сказал Вилли. — Они не смогут помочь мне, Майкл.
Хьюстон тяжело вздохнул.
— Тогда кто сможет? Старый цыган?
— Да, наверное, если я найду его, — ответил Халлек. — Но только наверное. И есть еще один парень, который может мне помочь. Такой же прагматик как и ты.
«Джинелли».
Имя выросло в его сознании, когда он произносил последнюю фразу.
— Но главным образом, я думаю, что должен сам себе помочь.
— Именно об этом я и говорил!
— О… а у меня сложилось впечатление, что ты советовал мне снова отправиться к Гласману.
Хьюстон вздохнул.
— Мне кажется, твой мозг тоже теряет вес. Ты думал, что станет с твоей женой и ребенком? Ты вообще об этом думал?
«Хейди не говорила тебе, чем она занималась, когда я сбил цыганку?» — чуть не выпалил Вилли.
— Вилли?
— Я поговорю об этом с Хейди, — ровно сказал Вилли.
— Но ты не?..
— Я думаю, что ты был прав относительно, по крайней мере, одного.
— Хоть на этом спасибо. И в чем же я был прав?
— Что мы достаточно крутились вокруг одного и того же, — сказал Вилли, вешая трубку.