Худловары
Шрифт:
Ну, написал и написал. Через полчаса сижу и ем в «Трех пескарях». По радио типа «Максимум» начинают читать текст, слово в слово. Официантки слушают и ржут. Одна как раз несет мне сок.
— Слышали?
— Конечно, слышал. Я сам это написал полчаса назад.
— А они ссылаются на Guardian.
— Ну да, щас! Guardian — консервативная британская газета. Там ни за что бы не написали про хождение в туалет.
А буквально через пару часов я сам сталкиваюсь с консервативным отношением к фантастике в бумажной прессе. Звонит Андрей Анненков из «Известий»: у них аврал, надо бы хайтековую новость. Вот типа той, про трусы… Я говорю — ну так берите сами, благо я ее и писал. Он говорит — хорошо,
Присылают. Слово «туалет» выкинуто. Зато в письме намек, что еще 500-1000 знаков не повредят. Я вписываю слово «туалет» обратно и зафигачиваю дополнительный абзац:
«…Да и вообще, резинка на трусах может просто порваться. Другое дело, если „чип верности“, как это описано в фантастическом романе Шелли „Паутина“, вживлять прямо под кожу в соответствующем месте. Чтоб отслеживал давление и температуру, характерные для сексуально-возбужденного человека. А заодно делал фотографии и включал сирену. Не каждый сможет заниматься сексом, когда у него в соответствующем месте вспышка горит и сирена орет! Это вам не резинку оттянуть…»
В пятницу читаю «Известия». Хе-хе. «Туалет» все-таки заменили на «баню». И про «резинку оттянуть» тоже пропало. Зато легко цитируется мой албан, который еще не издан и даже не дописан. Ну, я же говорил. Для гуманитариев толстый албан — это святое.
Для вдумчивого человека, не желающего отказаться от многообразия мира ради тупого экшена, сочинение книжки о будущем может стать настоящей пыткой. Тебе не хватает информации, ты зарываешься в детали и как будто уже видишь за пеленой разрозненных фактов какой-то чудесный узор, эдакую ментальную голограмму… и тут ударяешься лбом о фонарный столб. Или просто видишь, что проехал десять лишних остановок.
Даже если внимание включается, то под лозунгом «береги себя для русской словесности». Ах, что, если я попаду под машину, что же будет с моей недописанной книгой! Или компьютер сгорит? Ужас! Все эти ночи у монитора… Срочно бэкапить все в четырех копиях! А записки в блокнотике? Где мой блокнотик? Уф-ф, слава Багу, нашелся. Может, завести для него сейфик?
Это крайняя степень болезни. Умный паразит не убивает своего хозяина. Он подчиняет его идее размножения паразита.
Между тем в криминально-культурной столице Вселенной, куда я вернулся после работы в «Ленте.ру», писателей ждет множество опасностей. Особенно зимой. Прав, прав был Бродский: в Рождество все немного «того».
Раньше Питер был городом тихих депрессивных шизофреников. Едешь на последнем метро, и слышишь сверху голос: «Четыреста девятнадцатый ночной отстой!» Чувствуешь себя оскорбленным, но без особых реакций. Потом едешь на эскалаторе, а голос сверху рассказывает разные ужасы. Ну, вы, наверное, слышали — о том, как хорошо кататься по эскалатору на лыжах, подсовывать пальцы под движущиеся части. Или оставлять на ступеньках эскалатора тележку с колесиками до полной его остановки.
А народ стоит на эскалаторе и все это слушает без энтузиазма. Такие мрачные все, сутулые. Как пингвины — каждый свои яйца внимательно держит и молчит в тряпочку. Пришибленный городишко, в натуре.
Не то сейчас! Вот еду я на эскалаторе, голос сверху воодушевленно рассказывает все те же ужасы. Мол, «за месяц в петербургском метрополитене получили наконец травмы еще девяносто пассажиров, ха-ха-ха, эмиграция в Канаду, телефон такой-то!».
В этот момент мимо проносится что-то с большой скоростью. Это пацан лет десяти сел на резиновое перило, подстелив под себя нейлоновую куртку, и быстро мчится вниз, как по ледяной горке!
«…Среди них наиболее тяжелые — две травмы головы и один перелом копчика!» — сообщает печальный голос сверху.
А мимо проносится второй пацан. Нет, в этот раз девчонка! Совсем озверели! В наше время никто так не катался. Все боялись копчик сломать. А как жить писателю со сломанным копчиком, как творить великие шедевры? Нет уж, если ты в культурной столице, живи тихо и пришибленно. А эти нынешние — что? Бескультурье!
Еще в Питере есть киллеры. Они живут на крышах вдоль канала Грибоедова, потому их частенько называют «грибными карлсонами». Если какой-нибудь городской политик вдруг чувствует, что ему пора расслабиться, он сначала идет поесть грибов, а потом едет на канал. А у киллеров уже давно стволы надрочены, они сидят-ждут. Волнуются. Звонят друг другу по мобилам, спрашивают — чего никто не идет, может, с ними случилось чего? Потом звонят доктору Щеглову, спрашивают, не первый ли это признак гомосексуализма — когда сидишь на крыше со снайперской винтовкой и у тебя преет в праху. Доктор Щеглов успокаивает, что все нормально. Однако волнение не проходит. Но вот наконец на набережной появляется фигура в пальто. Первый заметивший фигуру киллер радостно лупит в нее пару маслят. «Тормоз! Лабух! Министерство культуры! — кричат ему в мобилу другие киллеры. — Это же был обычный прохожий, а не тетя Ася! Обознатушки-перепрятушки!»
Раньше я работал прямо на канале Грибоедова у одного провайдера. Теперь я там не работаю, так что мне уже перестали сниться львы с золотыми крыльями и хрустальными оптическими прицелами. Теперь я спокойно сижу на Черной речке. Здесь только негров убивают, да и то лишь тех, кто сильно перегибает со своим рэпом.
Но и на Черной речке есть свои опасности. Вы уже догадались, я говорю о взрывных устройствах. Вообще-то физически они обычно находятся в Москве. Или на худой конец в Грозном. Там же они обычно и взрываются. Но сама опасность от них грозит Питеру. Это как закон Ома — нельзя понять, надо просто запомнить. С Пушкиным наоборот было: завалили его у нас на Черной речке, а надгробные памятники стоят в Москве и других братских странах. Эпоха гиперссылок, хули.
Вот и давеча на двери моего подъезда обнаружилась полезная листовка такого сильного содержания, каких в Москве никогда не напишут — там грамота не та. Да и приколота листовка аж восемью кнопками — не шутка, европейское качество. В листовке рассказывалось, как бороться с террористами, даже когда их нет.
Сначала я отнесся к листовке скептически. Внутренний голос, этот злой прихвостень ельцинизма-американизма, нашептывал:
— Ну не ленивые у нас в городе органы! Нет чтоб просто написать: «Мы хотим работать втрое меньше, а получать втрое больше. Как в былые времена, когда народ сам на себя стучал и от страха боялся даже шевелиться. Поэтому, граждане, охраняйте себя сами, стучите на всех окружающих, а лишние деньги сдавайте в РУВД, Территориальное управление, РЖА».
Однако я не стал прислушиваться к этим буржуазным проискам слабых частей моего «я». Ведь я видел, что в листовке все сказано верно! С точностью, превосходящей выдумки той чувихи из Дельф и того чувака с Патмоса. Я и вправду видел «припаркованные рядом с домом бесхозные автомобили». И «ремонтные работы, проводимые у дома подозрительными лицами». А уж этот «завоз к дому новых мусорных контейнеров»! И, конечно, «открытие у дома точек привозной торговли»! Все как в листовке!
С целым подъездом мне не справиться. Но даже отдельно взятый активист может обследовать отдельно взятое мусоросборное помещение, именуемое «собственной квартирой». На это ушло не более получаса. Из всего списка подозрительных предметов я не нашел, пожалуй, только обрезка трубы и бочки. Все остальное было в наличии. Я почувствовал себя в подводной лодке.