Художник моего тела
Шрифт:
Я хотела пойти к нему.
Мне хотелось обнять его, помочь, исцелить, но... этот поцелуй вырвал мои внутренности. Я была в нескольких секундах от того, чтобы разрыдаться. Я была потеряна и страдала, и если бы прикоснулась к нему сейчас, то не знала, что бы случилось.
Не знала, найдем ли мы дорогу назад вместе, или я все сломаю.
Я не хотела рисковать.
У меня не хватило смелости рискнуть.
Со слезами, ослепляющими меня, я выскочила из его гостиной, прошла через кабинет и оказалась
Он выглядел испуганным, когда я поняла, что он заплатил мне слишком много. Виновен в том, что заплатил мне за поцелуй.
Ну, на этот раз я украла поцелуй.
Мы были квиты.
Положив конверт на стол для рисования, где хранились его воздушный компрессор и флаконы с краской, я оглянулась через плечо.
Часть меня умоляла его погнаться за мной. Чтобы иметь подтверждение, что эта ослепляющая связь была реальной. Но когда мое сердцебиение стало более диким, а не спокойным, и мое тело затряслось от всего, что произошло, Гил не появился.
Он не стал преследовать.
Он позволил мне бежать.
Он хотел, чтобы я ушла.
Я вернусь.
Я кивнула своему обещанию.
Я вернусь... когда достаточно окрепну.
Когда у меня будет сила заставить Гила признать правду.
Когда у меня хватит смелости попросить его оставить меня.
У меня ничего не было.
Я не танцевала. Без семьи. Без друзей.
Когда-то у меня был Гил.
И я буду бороться со всем, что у меня есть, чтобы снова заполучить его.
Беречь его.
Неглубоко вздохнув, я закинула сумочку на плечо и открыла телефон.
Держи этого ублюдка подальше от него.
Набрав номер полиции, я не успела сделать и двух шагов, как на линии раздался резкий женский голос:
— Что у вас произошло?
Защити его.
— Привет, эм, я хотела бы сообщить о попытке похищения?
Оператор что-то постучал на заднем плане.
— Когда произошел инцидент?
— Около часа назад. За пределами «Совершенной лжи» — склада в промышленной зоне Бирмингема. Он... он пытался затащить меня в фургон.
Помоги ему.
— Хорошо, мы немедленно посылаем офицеров.
— О, в этом нет необходимости. Он ушел. Мне удалось сбежать.
— У вас есть описание? Номерной знак?
Исцели его.
— Да, — открыв пешеходную дверь, чтобы уйти, продекламировала я. — У меня ест его номер. Это XT8...
Что-то ударило меня о металлический косяк.
Телефон выпал у меня из рук.
Я быстро и глубоко погрузилась в темноту.
ГЛАВА
Гил
– Прошлое –
— Знаешь, тебе необязательно каждый день провожать меня домой, — Олин одарила меня улыбкой.
Улыбкой, в которой было несколько месяцев истории. Улыбкой, которая говорила, что мы друзья, основанные на времени, а не просто на желании.
— Я знаю. — Поднял ее сумку повыше вместе со своей, неся обе, как подобает джентльмену. Я не был джентльменом. Но изо всех сил старался, чтобы она этого не поняла.
— Это же на противоположной стороне города от того места, где ты живешь.
Я замер.
— Откуда ты знаешь, где я живу? — С тех пор, как несколько месяцев назад произошел инцидент с кровью, я старался держать в тайне все, что касалось моей семейной жизни. Мне слишком нравилась Олин, чтобы дать ей понять, что я не такой прямолинейный ребенок, как другие в нашем классе. Мне нравилось, что она любила меня за то, какой я. Мне понравилось, что в ее глазах не было жалости. Никакой печали. Никакой благотворительности.
— Я не знаю, — она вздохнула, привыкнув к тому, что я отвлекаюсь на темы моего здоровья и дома. — Но я не слепая и не глупая, Гил. — Подойдя ко мне, она вложила свою руку в мою.
Как и в первый раз, когда она это сделала, я подпрыгнул и втянул воздух, не привыкший к таким добрым прикосновениям. Не готов к этой дикой потребности требовать большего.
Прикосновение Олин успокоило что-то сломанное внутри меня, но это также обрекло меня на еще большую боль, которую можно себе представить.
Обуздав смятение в животе, я прилично сжал ее пальцы.
Какое-то время мы гуляли, прогуливаясь по причудливым кварталам и под ухоженными деревьями, прежде чем она пробормотала:
— Я знаю, тебе нелегко, Гил. Я не собиралась спрашивать, но... — Она потянула меня к остановке на обочине какого-то красивого белого дома с красивым белым забором. — Я беспокоюсь о тебе. Кто причиняет тебе боль? Твой отец? Твоя мама? Ты же знаешь, что тебе не нужно с этим мириться, верно? Мы можем кому-нибудь рассказать. Я помогу тебе.
Я выдернул свою руку из ее, шагая вперед с двумя сумками, ударяющимися о мое твердое тело.
— Уже поздно. Твои родители будут интересоваться, где ты.
Она грустно рассмеялась и побежала, чтобы не отстать от меня.
— Ты же знаешь, что они не будут интересоваться. На этой неделе они снова в Италии.
Я не отрывал взгляда от горизонта. За те несколько месяцев, что я провожал Олин домой из школы, я ни разу не встречался с ее родителями.
Она не лгала, говоря, что живет одна.