Художник с того света
Шрифт:
Москва душила. Раньше этот город был един со мной, мы были цельным механизмом, огромным, может быть, жестким, но исправно работающим. Теперь же я чувствовал себя в Москве инородным телом, ненужным винтиком, замененным новой деталью. Провинция бесперебойно снабжает столицу этими «деталями», ежедневно подвозя их на вокзалы.
– Ну где он? Опаздывает.
– Он никогда не опаздывает. Это мы раньше пришли. Ровно через пятнадцать минут будет здесь.
И действительно, через четверть часа макдак словно осветило при его появлении. Статный, под два метра ростом, голубые глаза, светлые по плечи волосы и улыбка, способная встрепенуть даже самое чёрствое женское сердце. Словно сын Одина, спустился он с небес на станцию метро «Тверская».
– Рафаэль, приветствую!
– Максим Маковский!
– Прекрасно, отличная фамилия и имя! Меньше работы будет, не нужно думать над псевдонимом. – Он снова улыбнулся, и это было так искренне, улыбка не сходила с его лица. В отличие от Роберта Рафаэль оставался угрюмым.
– Оу, и слова не скажу, пока не сделаю глоток капучино. Вы что будете?
– Большой американо.
Рафаэль же отрицательно покачал головой.
– А он может произвести впечатление, – заметил я, пока Роберт отошел сделать заказ.
– Позер, но умный. Если взялся за дело, будь уверен, доведет до конца.
Роберт вернулся с кофе и парой круассанов.
– Итак, приступим к делу, господа! Максим, к сожалению, с тобой вчера встретиться не получилось, но с картинами я ознакомился. Скажу честно, по технике есть недочеты, но сами сюжеты впечатляют. Необычные цвета, странные мистические мотивы, которые манят тайной и в то же время отталкивают каким-то первобытным ужасом. Загадка, одна сплошная загадка. Потенциал у нашего дела огромный, и вот как мы поступим…
Идеально правильные черты лица Роберта, его голубые глаза, раскованность притягивали взгляды. Рафаэлю это, видимо, не особо нравилось. Его стихией была тень – комфортная, скрывающая тень, за ширмой которой можно засекречивать всё на свете, даже не особо важные дела. Роберт в этом плане был абсолютный европеец, большой ребенок, эмоциональный, открытый и шумный.
После непродолжительной паузы он продолжил:
– Ты, Макс, написал эти картины неизвестным. – Только сейчас я заметил у него лёгкий английский акцент. – Бизнесмен, бросивший всё ради искусства, ушедший в затворничество, где снедаемый страхами одиночества, творческими муками, заливаясь алкоголем, писал загадочные полотна. Встречайте: новая звезда современного российского искусства – Максим Маковский, праправнук знаменитого русского художника и, возможно, реинкарнация великого Амедео Модильяни, ведь внешне, посмотрите, он его копия! Спешите открыть свои рты, а мы скормим вам ещё всякого дерьма об этом никому неизвестном даровании. Вот он в соцсетях, вот он в телевизоре, в журналах и газетах. И, наконец, то, чего вы так ждали. Через месяц состоится его выставка. Большинство известных вам работ уже продано, но у вас еще есть шанс. До выставки осталось…
– Круто, мне уже нравится, – я воодушевленно поспешил вставить своё мнение. Рафаэль молчал и внимательно слушал.
– Подожди, Максим, это еще не всё. Самое главное состоит в том, что мы так делать не будем. Как говорится, мы пойдём другим путём, господа. Я здесь не для того, чтобы раскрутить очередную звезду нашей сельской дискотеки. План, конечно, сыроват, мне нужно еще пару дней, чтоб всё обдумать, а лучшего места, чем лондонский Ист-Энд, для этого просто не существует. Знаешь, Макс, там есть такие пабы, где почти нет туристов, где уже не одно поколение простых лондонцев пьёт свой добрый эль, смотря матчи и перемывая косточки алчным политикам. Уютный свет ламп, серый вид из окна и липкий от пива пол легко погружают в работу и дают мысли разгуляться. Но я немного отвлёкся, простите, господа. Чтоб собрать хороший урожай, необходимо подготовить почву. Начнем издалека. Первым делом создадим видимость дефицита художников. То тут, то там начнут возникать робкие вопросы: а где же всё-таки искусство, где творцы, глыбы? Что через триста лет будет висеть в музеях? Картины голландских мастеров, которым уже исполнится лет восемьсот? Стараясь быстрей пройти в помещение с табличкой «двадцать первый век», посетители устремятся туда, в глубь веков. А не должно ли вновь умение, недоступное всем, определять предмет искусства? Ручейки из таких вопросов должны слиться в реки и влиться в океан общего мнения. Я положу много сил, чтоб общество констатировало: современное искусство мертво! – Возникла долгая пауза. Роберт стал серьёзен. – Ты появишься как долгожданный мессия, ты будешь дождем в губительную засуху. Поверь, я это сделаю. Тех, кто не поверит в тебя, убедим с помощью старых добрых фунтов стерлингов. А потом у меня на родине, в скромной, маленькой Англии, скажем, на «Сотбисе», состоится аукцион. Где все впервые увидят одну из твоих работ. Дальше дело техники, поднимем цену и сами у себя купим твою, Максим, картину, тем самым дадим стоимость остальным.
– И за сколько купим мою картину?
– Десять, пятнадцать миллионов…
– Десять… десять чего?!
– Чтобы легче было всем, давай считать в долларах…
– А тебе не кажется, что ты круто взял, Роберт? – Рафаэль словно появился из тени.
– Раф, если ты захочешь свернуть мир в бараний рог, то сможешь. Нет ничего невозможного – меня научил этому именно ты.
Сделав глоток кофе, я понемногу начал понимать, во что вляпываюсь.
Глава 9. Загадки мироздания
Чёрный «мерин» грозно возвышался над остальными машинами. Рафаэль листал радиоканалы, не давая шанса ни одной песне. Туристы и москвичи, девушки в красивых летних платьях и деловые молодые люди, казалось, бесцельно прохаживались по обеим сторонам Тверской. Их похожие друг на друга дни, месяцы, годы расписаны судьбой и лишены томящей неизвестности. Уютная квартирка, работа, театры, поездки за границу – люди вокруг казались повелителями своих маленьких проблем и обычных жизней. Когда сталкиваешься с чем-то огромным, непонятным, хорошо бы отойти назад, чтоб посмотреть, что это, но мне такой возможности не представилось, поэтому в тот момент возникло яростное желание выйти из машины и пойти своей дорогой вместе с обычными людьми и их маленькими проблемами. Но решение принято. От судьбы не уйдешь. И от Рафаэля тоже.
Машина неспешно плыла по московским заторам. Свернув на Охотный ряд, а потом на Петровку, мы остановились у ЦУМа. Окна знакомых старинных домов и Большого театра пристально смотрели на меня, а прохожие казались статистами из фильма. Город думал, неторопливо размышлял, принесёт ли ему пользу вернувшийся человек, готов ли этот художник подключиться к системе, вновь принять её правила и позволить высосать из себя всё живое.
– Буду в кофейне. – Рафаэль вручил мне кредитку и пошел в ближайшее кафе.
– А сколько можно потратить? – крикнул я вслед.
– Да сколько сможешь унести…
Дорогие витрины. Красивые девушки. Через пару часов мне улыбался весь ЦУМ. В руках у меня была куча пакетов с именами людей, известных всему миру. Рафаэль хотел проверить меня, увидеть мою скромность – что же, я не подкачал. Скромный чек был почти на три миллиона.
Витя помог выгрузить покупки, за что получил премию в виде пары носков от Живанши. Искренне поблагодарив меня, он поклонился и спустился в свою келью. По московским меркам у него была невысокая зарплата, которую он бережно откладывал, тратя лишь на необходимые вещи. Одевался же очень бедно и иногда комично. Когда он вышел помочь поднять мои обновки, Рафаэль флегматично улыбнулся: на Вите были рубашка, китель, короткие штаны и кепка с надписью «ФБР», из-под которой торчали маленькие, чуть оттопыренные уши.
– Максим потратил приличные деньги, но ему еще далеко до тебя, Вить, ты просто фешен-зверь.
– Моя одежда не вызовет зависти, и я не стану причиной чьего-то греха. Человек тот не пожелает мне зла, разгневаясь, что согрешил из-за меня, и не понесет двойного наказания, так я сделаю ему добро, и он отплатит мне тем же.
– Неси сумки, умник, нашелся тут Сократ.
День близился к вечеру. Я перемерил всё, что купил. Кот флегматично посматривал на меня, словно кивая: «Хозяин, ну ты и чудак».