Художник смерти
Шрифт:
— Я забираю души у одних, чтобы дать их другим.
— Кому?
— Нам.
— Это кому же? — Художник слегка нахмурился, что говорило о крайней степени его заинтересованности.
— Машинам.
Ответ поверг всадника в изумление. Хотя он давно решил, что уже ничто не способно вызвать в нём подобного чувства.
— И… получается? — спросил он.
— Иногда. Процесс ещё не освоен полностью. Успех — дело случая. Но я уже близок постичь великий замысел природы.
— Значит, ты забираешь у людей души и отдаешь их машинам? — уточнил Художник, чтобы убедиться, что верно понял собеседника.
— Да.
— Не торопись, — перебил Художник. — Я не для того проделал очень долгий путь, чтобы стать частью какой-нибудь жестянки вроде тебя.
— Твои цели не имеют значения.
— Вот тут ты ошибаешься. Моя цель — единственное, что ещё имеет в этом, как ты выразился, сошедшем с ума мире значение.
— Нет! — ответ многоножки прозвучал категорично.
— Вот и поговорили! — усмехнулся Художник.
Глава 28
Он ждал, что автомат накинется на него, но этого не произошло.
— Следуй за мной, человек! — многоножка развернулась и медленно двинулась к огромному куполу. Все её сочленения содрогались и щёлкали, внутри стрекотали невидимые механизмы. Кажется, Каппа был очень старой машиной.
— Мне нужна кровь, — проговорил он на ходу. — Совсем немного.
— Боюсь, она мне и самому пригодится, — отозвался Художник, понуждая лошадь следовать за странным провожатым.
Животное нехотя пошло через ручей. Через несколько метров уровень воды понизился, а затем и многоножка, и всадник выбрались на берег.
— Любой, кто хочет говорить с Каппой, оставляет ему свою кровь, — произнёс автомат.
— Губа не дура. И кровь, и душу. Тело тоже себе оставляешь?
— Тел у меня было достаточно. Эти эксперименты уже позади.
— Зачем тебе кровь?
— Чтобы понять, достоин ли ты войти в мандорлу.
— Может, тебя это удивит, но я не собираюсь в неё входить. Что бы ты так ни называл.
— А кто спрашивает о твоём желании?
— Ого! Переходим на грубости?
Со стороны могло показаться, что Художника забавляет диалог, но на самом деле он был сосредоточен и готов в любой миг отразить опасность, откуда бы она ни появилась. Вид красивого мужчины в лиловом камзоле с небольшим кинжалом вместо меча производил обманчивое впечатление лёгкой добычи, но опытный воин и могущественный колдун являлся одним из самых опасных противников Пустоши. Да и вообще мира, постепенно возрождавшегося на руинах Великой войны.
Каппа коснулся поверхности купола конечностями, и в металлической стене открылась дверь — как раз достаточного размера, чтобы всадник проехал, слегка пригнувшись. Что Художник и сделал. Он никак не ожидал, что его просто впустят в купол. Должно быть, его обитатель совсем потерял чувство осторожности, годами убивая наивных «паломников».
— Как ты передаёшь души машинам? — спросил всадник, осматриваясь.
Он очутился внутри помещения, напичканного электроникой. Приборы выглядели старыми, но они работали. Воздух слегка потрескивал от статического электричества. Невозможно, чтобы всё это было здесь изначально. Очевидно, что прежде купол имел лишь одно назначение — быть средоточием генератора силового поля. Вполне возможно, что нескольких. И Каппа являлся смотрителем этого места, его мозгом. Он же управлял стражами, превратившимися ныне в убийц-расчленителей.
— Я вдыхаю души, — проговорил Каппа, отвечая на вопрос всадника, — при помощи энергии прилива. Высасываю её из моря.
Многоножка обернулась и, протянув две конечности, слегка коснулась бедра всадника. — Ещё только пять шагов.
Художник натянул поводья, вынудив лошадь остановиться. Он и не думал добровольно попадать в ловушку для наивных дурачков, верящих, что стальная кукла оживит их родственников за каплю крови.
— Мою душу ты не получишь, — твёрдо и слегка насмешливо проговорил Художник. Время бесед кончилось. Он был внутри купола, и осталось лишь разрушить генератор, который, конечно, находился здесь же. — Пришла пора тебе покинуть этот мир. Но ты не расстраивайся. В той реальности, которую я создам, осколкам прошлого вроде тебя всё равно не найдётся места. Все вы исчезнете, когда стянутся швы, что я наложил, и вселенная вернётся в нормальное состояние. Считай, что я — врач, а ты — опухоль. Тебя придётся удалить.
— Ты упорствуешь, человек, — голос Каппы прозвучал почти печально. — Хочешь разрушать и создавать, не замечая, что противоречишь самому себе. Позволь мне взять немного твоей крови. Возможно, твой путь, полный страданий, закончится сегодня и здесь. Ты станешь частью нового организма, получишь другое бытие. Забудешь обо всей боли, что испытал. И помни: ты не умрёшь! Я предлагаю не смерть, а новую жизнь! Разве это не здорово?
Конечность автомата потянулась к всаднику, но тот взмахнул рукой, произнеся короткое заклинание, и многоножка тотчас скрючилась, словно угодила в струю невыносимого для металла невидимого пламени. Из щелей повалил чёрный дым, запахло горелой проводкой, а затем стальной корпус треснул, как яичная скорлупа, смялся, и машина развалилалсь на куски, покатившиеся по полу в разные стороны.
— Мне не нужна новая жизнь, — тихо проговорил, глядя на них, Художник. — Я хочу вернуть прежнюю.
— Это невозможно, — раздался голос справа.
Резко обернувшись, Художник увидел человекоподобную фигуру, медленно выходящую из поднявшейся двери, замаскированной в стене. Два с лишним метра ростом, похожий на металлический скелет, четырёхрукий автомат направлялся к всаднику. Его лицо представляло собой маску из белого пластика, на фоне которого мерцали оранжевые глаза.
— Как и машины с человеческими душами, — проговорил Художник, спешиваясь. — Это тоже невозможно.
— У меня получилось, — сказал автомат.
— И у меня выйдет.
— Не сегодня, — машина вскинула четыре руки, и на стальных кистях вспыхнули ярко-голубые клубки молний.
Но Художник оказался быстрее. Короткое заклинание сорвалось с губ, и в автомат ударила невидимая волна. Она вмяла грудь робота, отшвырнув его обратно в дверной проём.
— Надеюсь, у тебя нет других аватаров, Каппа, — подходя к поверженному противнику, произнёс Художник. — Мне некогда убивать тебя раз за разом.