Художник
Шрифт:
– Да, конечно.
– Тогда смотри. Это - план занятий, который я составил на первое полугодие для мальчика. Как думаешь, справится?
– Вот это он знает, вот это и это мы разобрали вчера. Думаю, справится.
– Спасибо, Риибат.
– Ректор встал и протянул студенту руку.
– Если что пойдет не так, заходи. Договорились?
– Да, господин Эрайен.
И Риибат, поклонившись, вышел из кабинета.
"Хороший парень. Прямой и твердый. Весь в отца!" - Неожиданно подумалось ректору. Взяв дорожную сумку, он вышел в секретарскую.
– Дина, меня не будет
И Эрайен растаял прямо в воздухе.
Дина вдохнула запах его парфюма и тихо заплакала. Она уже много лет была безнадежно влюблена в своего ректора. Только он этого никак не хотел замечать, ограничивая общение деловыми разговорами. Родные постоянно знакомили ее с выгодными женихами, пугая скорой старостью, но девушка, разведя руками, отвечала, что все ее сердце и чувства давно отданы педагогической ниве. Поэтому большое спасибо, если все отстанут от нее с этими глупостями.
Утерев платочком покрасневший носик, Дина вздохнула и начала просматривать ведомости переэкзаменовок за прошлый год. Если она не привлекает своего кумира личностными данными, то хоть будет незаменима в работе. Еще раз вздохнув, она разложила на столе листы и начала переносить данные в сводную таблицу.
Эрайен, незримо присутствующий в комнате, улыбнулся и исчез окончательно.
И появился он на пороге дома Кайренов, откуда еще совсем недавно уходил в путешествие по гномским пещерам. Отворив легкую стеклянную дверь, он прошел внутрь и негромко спросил:
– Кто-нибудь есть дома?
Из глубины комнат послышалось шарканье подошв разношенных тапочек, и к нему вышел старый, подслеповатый человеческий слуга.
– Чего хочет господин?
– Спросил он, вглядываясь в лицо пришедшего.
– Добрый день, Родерик! А где все? Глава и дети?
– Ох, - старик согнул плечи, наклонил голову и всхлипнул в большой клетчатый платок, зажатый в кулаке, - так все на кладбище. Хозяйку, госпожу Варду опускают в склеп.
– А где кладбище?
– Спросил так и не снявший своего черного одеяния Эрайен.
– Так за рощей.
– И старик махнул рукой за угол дома.
– Поставь, пожалуйста, сумку в гостевую комнату.
– Попросил ректор и вышел из дома.
С моря дул резкий холодный ветер, рассказывая еще прячущемуся в зелени побережью, что совсем скоро начнутся затяжные дожди, и начнет опадать пышная южная хвоя. На море начнутся зимние шторма, вал за валом бросающиеся на скалы и покрывающие голубоватой пеной белый морской песок.
Эрайен прошел через рощу и заметил среди рассыпанных по пологому склону валунов членов Клана Чаек, а также друзей и близких семьи. На плоском синем камне, стоявшем перед приземистым зданием, врытым в гору, стоял небольшой деревянный гроб. Ректор немного прибавил шагу и, неожиданно, в его руках оказалась синяя роза. Кивая родственникам, он подошел к Главе Клана Кайрену и склонил голову:
– Примите мои соболезнования, Ироон. Ваша мать была лучшим цветком этого континента. Я могу с ней попрощаться?
– Да, господин ректор. Мы уже хотели заносить гроб в гору.
Герин подошел к гробу и посмотрел на лик той, что когда-то так волновала его сердце. Смерть уже наложила на черты лица свою печать, и от той веселой ясноглазой красавицы не осталось ровным счетом ничего. Всего лишь пустая, не нужная ей в путешествии в мире чистых энергий, оболочка.
Эрайен наклонился и вложил в ее желтые пальцы розу.
– Отдыхай, милая. Может быть, ты однажды снова воплотишься на этой земле, и мы с тобой опять встретимся. Когда-нибудь, разглядывая веселых студентов, я вдруг увижу смешливую девушку, из черных волос которой кивнет, словно приветствуя, синий цветок. И я сразу тебя узнаю. И больше никогда не отпущу, что бы ты себе не придумала. Помни, - шепнул он совсем тихо, - я жду!
Отойдя от гроба, он подошел к Кайрену, прошептал "спасибо" и ушел узкой песчаной тропинкой к белому дому, просвечивающему сквозь рощу раскачивающихся на ветру стволов.
Когда Чайки вернулись с похорон в дом и пообедали, Эрайен и Ироон прошли в кабинет.
– Что-то случилось еще?
– Утомленно спросил Чайка.
– Снова требуется помощь?
– Прости, Ироон, что отвлекаю тебя посторонними делами в столь печальный момент. Не волнуйся, я просто у тебя переночую и исчезну.
– Врете, господин ректор.
– Равнодушно сказал Кайрен.
– В наших краях Вы никогда не бывали, а теперь вот зачастили. Полагаю, не от любви к моему семейству.
– Я хотел попрощаться с Вардой.
– Нехотя сказал Эрайен.
– Когда-то я ее знал. Еще до замужества. Она была такой легкой и веселой! Огонек, искорка, светящая усталому путнику в ночи!
– Только не говорите, что были в нее влюблены. Да и лет Вам намного меньше!
– Я не говорю, Ироон. Я могу до завтра остаться в твоем доме?
– Можете, господин ректор.
Эрайен встал и вышел, аккуратно прикрыв дверь кабинета. А Ироон достал из стола пачку пожелтевших писем, перевязанных синей лентой. Эти письма он нашел у матери под подушкой.
Осторожно сняв тесьму, он взял самое нижнее и открыл конверт.
"Здравствуй, моя звездочка, моя чудесная розочка, сердце мое и душа!" - было написано мелким убористым почерком, в котором даже по прошествии лет узнавался четкий наклон ректорских букв.
– "Я ушел рано, так и не дождавшись твоего пробуждения. Мне очень хотелось, чтобы ты хорошенько отдохнула, поэтому я поцеловал только розовый мизинчик, нежно лежащий на одеяле. Моя милая девочка, у меня сегодня много работы, поэтому буду поздно. Отдохни, родная, вчера ты устала, лазая со мной по холодным пещерам Северных гор. Очень боюсь, как бы ты не заболела. Если получится, вырвусь к обеду. Целую кончики твоих волос, бесконечно люблю - Герин". На страничке стояла дата. Кайрен присвистнул. Это письмо было написано за полтора года до его рождения. Сам он считал себя далеко не юношей, да и мать умерла в глубокой старости. Сколько же ректору лет, если он был возлюбленным Варды? Покачав головой и мучаясь от неудобства подглядывания в чужую личную жизнь и любопытства, он распечатал конверт из середины стопки.