Худший друг
Шрифт:
— Вы мне в долг не запишите? Банкомат на углу не работает, а с карты еще в рубли не перевела, — Мира закусила губу, глядя на женщину, которая неодобрительно покачала головой.
— Ты бы это дело бросала, — пробурчала она себе под нос, поднимаясь со своего места. — Совсем они тебя забросили, где же это видано, чтобы ребенок сам себе предоставлен был, и меня еще в такое положение ставишь, что сердце кровью обливается. И отказать тебе не могу, и помощью это не назовёшь. Какое тебе?
Женщина открыла холодильник, глядя на ряд вытянутых бутылок. Они с Алинкой всегда брали "Чинзано" — мартини
— Теть Тань, можно виски? Маленькую.
Женщина с недоумением посмотрела на девушку.
Ну а что? Пить этот компот, совсем не хотелось, а водка могла выйти из нее раньше, чем начала бы действовать. Виски было крепким, и не таким противным.
— Увижу родителей твоих когда-нибудь, все им в лицо выскажу, — покачала головой женщина, хватая бутылку, и возвращаясь за прилавок. — Не хотят тебя они забирать? Деньгами откупаются? Я бы сама тебя взяла, были бы со Светкой подружки.
— И "Колу", тоже маленькую, пожалуйста, — Мира выдавила из себя улыбку, умалчивая что ее обожаемая Светка, за которой она так следит, неоднократно на ее глазах, забирала во дворе Миры закладки. Хрен его знает, почему местом икс, обозначили именно ее двор. Возможно потому что дно, это было то самое место, которое она заслуживала?
— На, — женщина поставила рядом с бутылками пакет с двумя пирожками. — Сегодняшние, не раскупили, а завтра морду вертеть будут что черствые. А ты вон какая худющая, поешь хоть.
— Спасибо, теть Тань.
Мира улыбнулась, хватая в руки бутылки.
Она и впрямь была благодарная женщине. Если бы не она, то у нее был бы единственный выход — прыгнуть с моста. Так себе конечно вариантик, поэтому, не колеблясь, она выбрала виски.
На улице серьезно похолодало, и тонкие спортивные штаны с майкой, совсем были не в тему. Мира юркнула в подъезд, и поднялась на шестой этаж. Как-то, однажды, ее привел сюда Костик, пытаясь произвести впечатление, и ему это удалось. Наивная и глупая Мира, первый раз была на крыше дома и ее это восхитило.
Она положила маленькую бутылочку в широкий карман и забралась по шаткой аварийной лестнице наверх. Толкнула люк. Она знала, что соседи его не закрывают, и некоторые пенсионеры, систематически залезают наверх, дабы покрутить свою старенькую польскую антенну, в нужную, на их взгляд, сторону.
На чердаке пахло старьем и безысходностью. В одном из углов, на деревянных досках, сушились чьи-то одеяла и подушки. Мире сейчас было абсолютно плевать почему они здесь. Она приземлилась на мягкую перину из гусиных перьев, поднимая пыль, и достала из кармана заветную бутылку.
Набрать в рот "Колы", следом виски, и все еще раз запить газировкой. Вот такой нехитрый шейкер. Хотелось спрятаться от всех, и не попадаться никому на глаза. Теперь она четко ощущала, что из нее что-то выдрали, в голову стали приходить воспоминания, которые были подтерты. Ей давали таблетки, и говорили что у нее депрессия. Она плакала и спала, а потом случайно пошли месячные, вообще не в срок…
Мира чувствовала себя самой настоящей дурой. Хотелось ли ей, чтобы она по-прежнему оставалась беременной? В ту ночь все было ужасно. Вначале принуждение, потом она просто играла роль, но после все же изменилось. Или нет? Или Митя по-прежнему делал все что желал только
Ещё один огромный глоток. Потому что у него есть деньги? Потому что он может всех купить? Хотелось их отнять, все, до последней копейки, но Мира понимала, что никогда не сможет этого сделать.
Телефон звонил и звонил, раздражая своей мелодией, превращая музыку, атмосферу и алкоголь в один отвратительный коктейль, которым хотелось отравиться.
Мира вытерла слезы и сделала еще глоток виски. Казалось, что «Кола» ей уже не нужна.
— Да, — шепотом проговорила она, вгоняя пальцы в ладонь.
Ноготь на безымянном, не выдержал и сломался.
— Я звоню, не могу дозвониться. Мир, все хорошо? Давай я приеду?
Обеспокоенный. Взволнованный.
Хотелось чтобы приехал. Забрался на этот гребанный чердак, и поднял с этих грязных подушек. Успокоил, прижал к себе.
— Да, все нормально. Прости, телефон был на беззвучном.
— Ты неисправима. Как не можешь понять, что это сводит меня с ума?
— Не переживай, все хорошо, я останусь ночевать здесь, завтра приеду.
— Давай я отправлю машину, во сколько?
— Митя, пожалуйста…
— Ладно, прости… Просто не хочется засыпать без тебя.
— Это временно, — Мира поджала губы, сдерживая всхлип. — До завтра.
Она больше не хотела его видеть.
Никогда.
Виски убывало, на чердаке становилось прохладнее, и свернувшись клубочком, Мира прикрыла глаза. Хотелось проснуться, и чтобы ее родители действительно приехали из Америки, живая бабушка, вышла вместе с ними. Чтобы она закончила школу без двоек, не начала курить с соседскими мальчишками, поступила в институт, устроилась на хорошую работу, никогда не оказалась в злосчастной квартире, и не встретила соседа, который сломал ей жизнь. Ей хотелось верить, что она имела на это право, но не получалось. Изначально, еще на небесах, за нее уже все решили, и кто она была такая, против этой небесной воли?
Никто.
Мира проснулась, от того, что у нее дико стучали зубы. Уже настало утро, и солнце пыльными лучами пробивалось в щели. Было невыносимо холодно, так, что и пошевелиться стало большим испытанием. Голова болела, а во рту поселилась пустыня.
Новый день настал, но в её жизни ничего не изменилось. Интересно, на какой день бы ее нашли здесь, если бы пробуждение не настало?
Мира потерла виски, но адская боль, только сильнее прошлась обжигающими волнами. Она нащупала свой телефон, дрожащими пальцами открывая контакты. К чему вчера было отказываться от машины, если в кармане пустота?
Потому что, все таки надеялась не проснуться.
Искомый номер был записан просто, и без всяких прикрас. Лаконичные пять буков: м*дак.
Несколько гудков, и вызов приняли.
— Да, кошечка.
— Проспект Мира, 28. Заедь во двор, и посигналь, — проговорила она, откровенно пользуясь своим положением, пока имелась такая возможность.
— Специально адрес выбирала что ли? — хмыкнули в трубке, — оригинально.
Мира ничего не ответила, сбрасывая вызов. Говорить не хотелось. Шевелить языком, произносить слова, складывать их в предложения, вкладывать в них смысл.