Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке
Шрифт:
Разумеется, Этолин не забыл о «манзах», остававшихся на Аскольде. Лейтенант планировал как можно скорее вернуться к острову, надеясь, что туман и отсутствие джонок не позволят хунхузам сбежать на материк. Этой надежде не суждено было сбыться. Прибыв во Владивосток, Этолин оказался заложником паники, охватившей майора Горяинова. Пожилой начальник поста, напуганный событиями в Стрелецком посту, не дал лейтенанту ни одного солдата и тем задержал возвращение шхуны. Навести порядок удалось только прибывшему подполковнику Дьяченко, который немедленно отстранил Горяинова от командования и временно заменил его Этолиным. Когда 1 мая «Алеут» с Дьяченко на борту подошел к Аскольду и соединился в бухте Наездник с отрядом Пфингстена, ранее подошедшим из Посьета на барке Российско-Американской компании «Нахимов», остров уже двое суток пустовал. Более тысячи китайцев, связав плоты, переправились на материк тихой ясной ночью с 28 на 29 апреля.
Соединение «манзовских» сил сразу же ознаменовалось сожжением деревни Шкотовой на реке Цемухэ. Две крестьянские семьи, не успевшие уйти в тайгу, были безжалостно вырезаны хунхузами. Словно разрушительный вал прошли разбойники по дорогам края. Ими были сожжены деревни Суйфунская и Никольская — будущий город
Лишь 29 мая 1868 г. русские войска встретили главные силы повстанцев у станка Дубининского близ современной станции Дальневосточной железной дороги, носящей, кстати, то же название. Китайская рать была рассеяна, однако из-за нерешительных действий начальника отряда, командира Уссурийского казачьего батальона подполковника Н.Ф. Маркова, трем сотням хунхузов удалось не только уйти на китайскую территорию, но и увезти 10 возов награбленного добра. Преследование мелких хунхузских шаек на территории края продолжалось до середины июля 1868 г.
Лейтенант А. А. Этолин со своими людьми фактически вынес на своих плечах первый этап кампании, вошедшей в историю России под именем «Манзовской войны».
Начальство не поскупилось на награды: командир «Алеута» получил золотое оружие, орден Святого Владимира и производство в очередное звание.
А как же Аскольд? На острове сокровищ, увы, ничего не изменилось. В августе 1873 г. корвет «Витязь» зашел в бухту Наездник на острове Аскольд. На том самом берегу, где за пять лет до этого моряки «Алеута» отбивались от наседающих китайцев, команда корвета насчитала до тысячи старателей-«манз», занятых тем же самым противозаконным промыслом! Не успел «Витязь» отдать якорь, как из бухты в разные стороны устремились два десятка больших китайских джонок, чьи пассажиры явно не были заинтересованы в близком знакомстве с русскими военными. Обеспокоенное областное начальство поспешило отдать право на разработку островного золота купцу И.И. Кустеру. Новый владелец начал с того, что отправил на остров охрану и назначил управляющего прииском. Им стал человек, весьма известный в истории Приморья. 34-летний уроженец царства Польского Михаил Янковский был сослан в Сибирь за участие в восстании 1863 г. Водворенный на поселение бывший дворянин не пал духом и занялся чисто сибирским бизнесом — добычей золота. Затем были участие в научных исследованиях на Амуре и жизнь во Владивостоке. Оказавшись на Аскольде, Янковский не только быстро наладил работу прииска, но и завез на остров небольшое стадо пятнистых оленей. Быстро обжившиеся животные стали еще одним сокровищем Аскольда, обеспечив острову славу первого в мире оленьего питомника. Восстановившись в правах дворянства, Янковский в 1879 г. покинул Аскольд и активно занялся предпринимательством. Ко времени отъезда из Приморья в 1909 г. в активе бывшего ссыльного были высокодоходная ферма и книжная торговля с отделением в Никольске-Уссурийском, конный завод и кожевенное дело.
Янковскому удалось раз и навсегда очистить Аскольд от старателей-хищников и их «краснобородых» друзей. Разбойников, скрывавшихся в бараках приискового поселка, начальнику удалось выявить благодаря подсказке старшин рабочих артелей: руки хунхузов, не знакомых с киркой и заступом, не знали трудовых мозолей…
Последнее яркое событие в истории острова Аскольд было связано с Русско-японской войной 1904–1905 гг. Еще в 1892 г. командование Владивостокской крепости оборудовало на выгодно расположенном острове передовой наблюдательный пункт, связанный с материком телеграфным кабелем. Эффективность этой меры подтвердилась 22 февраля 1904 г., когда к Владивостоку подошла эскадра японских броненосных крейсеров адмирала Камимуры. Пост на острове Аскольд сообщил о приближении неприятельских кораблей за три часа до их появления в виду крепости. Наблюдатель-телеграфист Андросов получил за бдительность Георгия.
Галльский лис в хунхузском курятнике
Весна 1868 г. выдалась горячей. Молодой русской администрации Уссурийского края за восемь лет своего существования доводилось преодолевать всякие трудности, но такое… Словно бес вселился в уссурийских китайцев. «Манзы» и раньше не слишком радовались появлению русских в крае, который давно считали своей неотъемлемой собственностью, однако дальше мелких пакостей и отдельных стычек с поселенцами дело не шло. Теперь все было по-другому: объединившись, «манзы» собрали целую рать, громившую молодые русские деревни и не боявшуюся «показывать зубы» войсковым командам. Под прикрытием китайских полчищ шли хунхузы. В кипящем котле бунта их атаманы видели прекрасную возможность не только пограбить в свое удовольствие, но и отомстить ненавистным русским «капитанам», наложившим руку имперского закона на хунхузскую золотодобычу. Попытка «запереть» разбойную вольницу на приисках прибрежных островов Аскольд и Путятин провалилась — экипажу военной шхуны «Алеут», в одиночестве крейсировавшей у берегов Приморья, не под силу было уследить за обширной акваторией.
Начальник Новгородского постового округа подполковник Я.В. Дьяченко, возглавивший подавление беспорядков, оказался в трудной ситуации. Малочисленный личный состав подчиненных ему линейных батальонов был разбросан по караулам и постам, прикрывавшим русско-китайскую границу и побережье. По разумению стратегов из штаба Восточно-Сибирского генерал-губернаторства выходило, что «внешнего супостата» можно ждать только с моря или из Маньчжурии. Жизнь рассудила по-другому: враг нежданно-негаданно поднял голову во внутренних районах Приморья. Теперь войска нужно было срочно собирать в единый кулак — настолько срочно, насколько позволит первозданное уссурийское бездорожье… К тому же боевой дух и подготовка вверенных Дьяченко войск оставляли желать много лучшего. Солдатики были более привычны к лопате и топору, чем к штыку и винтовке. Иным «чудо-богатырям» годами не случалось видеть оружие даже в карауле. Господа офицеры привыкли видеть себя скорее распорядителями казенных работ, нежели боевыми командирами. В редкие минуты досуга мысли начальников были заняты сладкими мечтами о грядущей пенсии и отъезде из опостылевшей тихоокеанской глуши. Энергичных и быстрых действий от подчиненных ждать не приходилось… В довершение всех бед испортившийся телеграф, единственное средство оперативной связи с внешним миром, уже несколько дней не позволял известить о происходящем ставку военного губернатора Приморской области в Николаевске-на-Амуре.
Измученный бесчисленными заботами, а наипаче всего — отчаянной нехваткой толковых людей, Дьяченко 29 апреля 1868 г. прибыл во Владивосток. Начальник округа еще не знал, что накануне ночью полуторатысячная масса хунхузов на плотах переправилась с острова Аскольд на матерый берег. Тем не менее опытный офицер допускал такое развитие событий. Следовало подумать и представить, каковы будут действия разбойников, окажись они на материке. Очевидно было, что первым делом хунхузы примутся грабить всех, кто на беду свою попадется им на дороге. Постепенно увеличивающаяся добыча будет все более и более отягощать шайки. Рано или поздно, но обоз с награбленным заставит хунхузов уйти на китайскую территорию. При этом на пути шаек неизбежно встанет внушительная водная преграда — река Суйфун, изрядно поднявшаяся после таяния снегов в маньчжурских горах. Суйфун вброд не перейдешь и на коне не перепрыгнешь! Хунхузам понадобятся лодки, а этого добра по берегам реки местными «манзами» припасено в изобилии. Нужно было срочно отрядить специальную команду в устье Суйфуна — пускай идет вверх по течению, разрушая китайские переправы. Но кто возглавит эту группу? Этому офицеру придется постоянно оценивать ситуацию и принимать самостоятельные решения. Значит, должен быть скоропонятлив и инициативен. Должен уметь внушить уважение подчиненным. Да и боевой опыт не помешает: «манзы» нынче ненадежны, так что можно ожидать всякого…
«Свободных» офицеров не имелось. Командиры линейных батальонов Пфингстен и Корольков оказались далеко — о них вообще можно было не думать. Бравый командир «Алеута» А. А. Этолин был слишком нужен на своей шхуне. К тому же Дьяченко только что назначил моряка начальником всех морских и сухопутных сил во Владивостоке, сместив с этой должности постового начальника, вялого и трусоватого майора A.A. Горяйнова. Штабс-капитана Г.В. Буяковича подполковник поставил во главе сборных войск, отправляемых в горячую точку края — на Сучан. Прапорщика Майлова следовало оставить во Владивостоке: кто-то должен был принять под начало владивостокскую постовую команду.
Течение военной мысли Дьяченко прервал денщик, доложивший о приходе посетителя. Некий отставной телеграфист просился на военную службу волонтером. К тому же французский подданный! Вишь ты, приключений захотелось иностранцу… Подполковник принял посетителя, довольно бойко говорившего на уморительно-ломаном русском языке. Отставной солдат французской армии Лаубе и впрямь оказался настоящим искателем приключений. Средних лет, сухощавый, подвижный. По словам Лаубе, несколько лет ему довелось провести на службе в Алжире, где начиная с 1830 г. французские колониальные войска вели нескончаемую войну со свободолюбивыми магрибинцами. Лаубе вдоволь надышался пороховым дымом, воюя с отрядами повстанцев в песках Сахары и отрогах Атласа. Выйдя в отставку, Лаубе не усидел дома и отправился странствовать. В конце концов судьба занесла его в Тмутаракань российского Дальнего Востока, где он окончил школу телеграфистов в Николаевске и поступил в штат амурского телеграфа. Строительство линии, связавшей Новгородский пост в заливе Посьет с Николаевском-на-Амуре, завершилось к началу 1867 г. Проектировщик и строитель телеграфа, полковник Д.И. Романов, был грамотным инженером, однако действовала линия, что называется, через пень-колоду. Постоянные обрывы провода, протянувшегося без малого на две тысячи верст, были причиной частых перерывов в работе телеграфа. Неизвестно, на какой из 12 станций амурского телеграфа работал Лаубе, однако служебная рутина и жизнь в глухомани быстро наскучили французу. Неугомонной натуре галла хотелось дела. Таким делом, сохранившим имя Лаубе в анналах истории, стала «Манзовская война» 1868 г.
По-видимому, основным фактом биографии экс-телеграфиста, повлиявшим на решение Дьяченко, был боевой опыт француза. Подполковник принял Лаубе на службу волонтером и поставил во главе маленького отряда из пяти солдат, отправлявшегося на Суйфун. Дальнейшие события показали, что начальник не ошибся в своем новом подчиненном.
Высадившись в устье Суйфуна, 1 мая 1868 г. отряд Лаубе был на посту Речном. Здесь француз узнал о шайке хунхузов численностью до 70 человек, которая накануне пришла со стороны реки Цемухэ, переправилась через реку и скрылась в горах. К удивлению постовой команды, француз со своими людьми немедленно бросился в погоню. Вечером 3 мая партия Лаубе настигла хунхузов на таежной речке Эльдагоу. Старый алжирский солдат бесшумно подвел людей вплотную к лагерю шайки, дал залп и бросился в атаку. Хунхузы, не ожидавшие столь смелого нападения, ударились в панику. Несколько бандитов были убиты, два десятка схвачены, остальные разбойники разбежались. Первый успех ободрил Лаубе и внушил уверенность его людям. Пленные хунхузы порядком отягощали отряд. Поэтому было решено доставить их на пост Речной, а оттуда — во Владивосток. По пути на пост Лаубе удалось выведать у пленных важные сведения о хунхузских силах и планах. Дело было так: караульный солдат понимал по-китайски. Он случайно подслушал их разговор и узнал, что один из узников, в сущности, не имеет к хунхузам никакого отношения. Мужик занимался ловлей трепанга близ устья Сучана, когда местные «манзы» силой заставили его вступить в свое «ополчение». В лагере повстанцев он встретил многочисленных хунхузов, а также цемухинских китайцев, примкнувших к сучанцам для борьбы с русскими. Тех, кто пытался избежать «службы китайскому делу», попросту убивали. Понятно, что ловец не стал упорствовать и в конце концов оказался в рядах хунхузов. Шайка пробиралась в Маньчжурию, и китаец решил примкнуть к ней только для того, чтобы поскорей покинуть ставший неспокойным Уссурийский край. По словам ловца трепанга, основную силу цемухинского «ополчения» составляли члены шайки хунхуза Дын Соа, 26 апреля сжегшие русский военный пост в заливе Стрелок, а затем, в последних числах того же месяца, разгромившие деревню Шкотову и вырезавшие две крестьянские семьи. Дын Соа, постоянно проживавший в маньчжурском городке Нингута, регулярно наведывался со своей шайкой в Уссурийский край для добычи золота. На Цемухэ у него имелись фанзы, а шайка была хорошо вооружена огнестрельным оружием. По словам китайца, Дын Соа намеревался воспользоваться беспорядками, чтобы напасть на Владивосток, для чего постоянно засылал в окрестности поста лазутчиков.