Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке
Шрифт:
В 1903 г. лесные концессии на реке Ялу получили определенную «независимость», оформившись в Лесопромышленное товарищество. Есть сведения, что использование хунхузов-наемников продолжалось и в этом, последнем перед Русско-японской войной, году. Для Японии, рассматривавшей Корею в качестве своей «родовой вотчины», происходящее на соседнем полуострове было источником сильнейшего беспокойства. Утрата завоеваний Японо-китайской войны 1894–1895 гг., оккупация русскими войсками Маньчжурии, а ныне еще и «безобразовская авантюра», изрядно напоминавшая подготовку к полноценной колонизации, — все это подталкивало островную империю к конфликту с Россией. Наиболее дальновидные русские политики прежде всего С.Ю.
Витте и министр иностранных дел В.Н. Ламздорф, прекрасно понимали, чем может закончиться оголтелый «натиск на восток». Увы, петербургский двор вначале просто не реагировал на предостережения, а во второй половине 1903 г. отстранил главных противников «безобразовской клики» от влияния на большую политику. 30 июля 1903 г. Приамурское генерал-губернаторство и Квантунская область были объединены в наместничество
В очерке «На линии КВЖД» уже говорилось об использовании «краснобородых» для диверсий против железной дороги. Не меньшую пользу могли принести хунхузы в действиях против неприятельской армии. Это хорошо понимали по обе стороны маньчжурского фронта. Ловкие и хладнокровные, изворотливые и привыкшие к конспирации хунхузы-одиночки были идеальными шпионами. Вооруженные шайки «краснобородых» прекрасно подходили для рейдов по тылам противника. Вербовкой хунхузов на «военную службу» занимались разведчики обеих армий, однако успех в этом деле также сопутствовал японцам. Прежде всего, будучи сами представителями «желтой расы», японцы были лишены присущих русским национальных предрассудков. Они гораздо лучше находили общий язык с любым китайцем, используя культурную близость двух азиатских народов и индивидуальные слабости каждого человека — от банальной страсти к деньгам до метафизической ненависти к европейцам. Парадокс: несмотря на поражение Китая в войне 1894–1895 гг. и прочие проблемы в отношениях с Японией, китайцы гораздо охотнее шли на сотрудничество с подданными микадо, чем с русскими. Японские разведчики оказались гораздо лучше готовы к войне, чем высоколобые русские «генштабисты». Еще в мирное время все важнейшие города Маньчжурии и даже Владивосток были наводнены японскими шпионами, не только собиравшими информацию, но и щедро платившими китайцам за будущую службу. Интересно, что к началу войны в распоряжении японских разведчиков имелись не только списки китайцев, пригодных для привлечения на службу, но и подробные списки китайцев, замеченных в связях с русскими. Оказавшись во власти японских оккупационных властей, такие люди начинали служить уже не за деньги, а за страх…
Все сказанное выше справедливо, и все же главной причиной перехода китайских симпатий к японцам были военные успехи Страны восходящего солнца. В любой войне шпион и мастер «грязных дел» никогда не идут на службу к побежденному. В феврале 1905 г., проиграв генеральное сражение под Мукденом, Маньчжурская армия оказалась в положении побежденного, что означало окончательный крах всех планов русской разведки. Уже упоминавшийся американский военный корреспондент Ф. Палмер весьма точно высказался по этому поводу: «Успехи японцев обеспечили им симпатии местного населения… Нанимая шпиона, русские не могут быть уверены, что он уже не работает на японцев. Получая информацию, они не могут быть уверены, что в их распоряжение попало не только то, что японцы позволили им получить. Для русских слишком поздно пытаться завоевать симпатии китайцев».
В случае с вербовкой «краснобородых», за всю войну 1904–1905 гг. русское командование могло похвастаться всего лишь двумя удачными эпизодами. Первым стало привлечение на тайную службу предводителя «хунхузской республики Цзяпигоу» Хань Дэнцзюя, знакомого читателю по очерку «Понизовая вольница» Маньчжурии. Успехом этой операции русское командование было обязано полковнику Генерального штаба, бывшему военному комиссару Гиринской провинции М. А. Соковнину. Большой знаток «краснобородых» и действительно талантливый разведчик, Соковнин встретился с Хань Дэнцзюем в Гирине и сумел уговорить (разумеется, небезвозмездно) могущественного атамана выступить со своими «братьями» на стороне русской армии. В согласии Хань Дэнцзюя сыграли свою роль его личное участие в Японо-китайской войне и уважение к России, сформировавшееся под влиянием событий 1900 г. Отряд из нескольких сотен хунхузов Цзяпигоу очень пригодился на левом фланге Маньчжурской армии. «Подданные» Хань Дэнцзюя собирали разведданные, перехватывали японских лазутчиков и диверсантов, а главное — действовали против своих коллег из шайки атамана Фэн Линго, нанятого японцами.
Второй удачей стало сотрудничество разведки с хабаровским купцом Н.И. Тифонтаем (Цзи Фэнтаем). Считавший Россию второй родиной, Тифонтай, как и Хань Дэнцзюй, искренне ненавидел японцев. Этот крупный предприниматель был полезен русской армии уже тем, что за годы своей «бизнес-карьеры» создал по всей Маньчжурии разветвленную сеть деловых связей, одинаково успешно помогавших ему собирать и коммерческую, и военную информацию. Однако участие Тифонтая в Русско-японской войне этим не ограничилось. 16 мая 1905 г. купец предложил генерал-квартирмейстеру Маньчжурской армии В. А. Орановскому создать партизанский отряд из пяти сотен конных хунхузов. На роль командира отряда Тифонтай предложил энергичного и симпатизирующего России китайского полковника Чжан Чжэнъюаня. Зная о проблемах со снабжением армии и предвидя все сомнения русского командования, Тифонтай обязался в течение трех месяцев полностью содержать отряд за свой счет. От русских требовалось вооружить партизан, а в случае успеха — возместить из казны расходы предпринимателя. 31 мая предложение Тифонтая было принято, а уже десять дней спустя отряд «Пинтуй» начал действия на левом фланге русской армии. Как и предполагалось, хунхузами командовал Чжан Чжэнъюань, действия которого координировали представители русского командования: штабс-капитан Блонский, а позднее — поручик Суслов. Действуя по принципу «доверяй, но охраняй», русского представителя снабдили конвоем из десяти стрелков. Кроме того, отряду были приданы два русских фельдшера.
В действиях отряда «Пинтуй» блестяще проявились все сильные стороны хунхузов: знание района боевых действий и умение приспосабливаться к его условиям, владение языком и связи с местным населением. Деятельность партизан продолжалась до августа 1905 г. По образцу «Пинтуй» летом 1905 г. было создано еще пять «сотен», укомплектованных китайцами. Еще четыре отряда были сформированы Заамурским округом ОКПС. Один из этих отрядов дислоцировался в Сихайчэне. Официально состоявший из полутора сотен всадников, он на деле насчитывал до 600 хунхузов, получавших жалованье от русского командования. В качестве наблюдателя и инструкторов при отряде состояли офицер, прапорщик со знанием китайского языка и несколько рядовых пограничников. Начальник отряда Сяоцунгер сначала был китайским офицером, а потом дезертировал и сколотил шайку, причинявшую немало хлопот железной дороге. В начале 1905 г. пограничники рассеяли банду Сяоцунгера, а самого атамана захватили в плен. Хунхузу предложили возглавить партизанскую «сотню», на что Сяоцунгер немедленно согласился. Чтобы у новоиспеченного «сотника» не возникло соблазна удрать или, паче того, переметнуться к японцам, семья Сяоцунгера была отправлена в Харбин под надзор полиции…
«Отдельные поручения» офицера-путешественника
Пожалуй, нет в нашем Отечестве человека, которому не довелось хотя бы раз посмотреть фильм «Дерсу Узала», а коли найдется такой, то окажется, что и он наверняка что-нибудь да слышал об этой замечательной картине. Уж больно редки в истории «важнейшего из искусств» случаи, когда в создании фильма объединяются усилия сразу нескольких гениев своего дела. Режиссерская работа великого Акиры Куросавы, блестящая актерская игра Ю.М. Соломина и тувинского самородка М.М. Мунзука, сценарий Юрия Нагибина, проникновенная музыка Исаака Шварца и костюмы Юрия Ракши, удостоенные редкого в нашем кинематографе «Оскара». И конечно же знаменитые книги В.К. Арсеньева, лежащие в основе картины. Если бы вклад Арсеньева в науку, не дай бог, оказался забыт, я уверен — его имя сохранилось бы в людской памяти благодаря одному только образу Дерсу Узала…
Что мы знаем о Владимире Клавдиевиче Арсеньеве? Популярные книги путешественника рисуют образ ученого, полевого исследователя, первопроходца. При этом как-то забывается, что Арсеньев был прежде всего офицером русской армии. А раз так, то возникает вопрос: какой необходимостью объяснялись его частые и продолжительные экспедиции? Толковые командиры в войсках Дальнего Востока России всегда были на вес золота, а Арсеньев ровно десять лет службы, с 1900 по 1910 г., потратил на «экскурсии». При этом в распоряжении путешественника были команды, укомплектованные армейскими нижними чинами, а сам он продвигался по служебной лестнице, получая не только очередные воинские звания, но и боевые награды! Естественнонаучные и этнографические изыскания — это, конечно, хорошо, но были ли они главной целью и содержанием походов Владимира Арсеньева по Уссурийскому краю?
В поисках ответа на этот вопрос стоит обратиться к послужному списку офицера-путешественника. Родившийся в 1872 г. потомок крепостных и мещан Тверской губернии уже 19 лет от роду, в ноябре 1891 г., зачисляется вольноопределяющимся в 145-й пехотный Новочеркасский полк. А как же образование? Где учился будущий член двадцати трех российских и иностранных научных обществ? Сын мелкого железнодорожного служащего не получил высшего образования. Поскитавшись несколько лет по частным учебным заведениям, Владимир Арсеньев в 1885 г. оказался в числе учеников 5-й столичной гимназии и спустя год с помощью репетиторов смог сдать экзамен по курсу среднего образования. Военную форму юноша примерил сразу же после получения аттестата, а следующим шагом стало поступление в Петербургское юнкерское пехотное училище. Было это осенью 1893 г. Нельзя сказать, что военная карьера сильно привлекала Арсеньева, уже в юности мечтавшего о путешествиях. Неосознанное детское стремление быстро превратилось в твердую решимость, чему в немалой степени способствовал брат известного исследователя Центральной Азии Г.Е. Грумм-Гржимайло, читавший юнкерам лекции по военной географии. Правила военного ведомства давали Арсеньеву право подать в отставку сразу после выпуска, однако юноша принял другое решение. В самом начале 1896 г. Владимир в числе немногих юнкеров окончил училище «по первому разряду» и был произведен в подпоручики. Несмотря на многочисленные просьбы о переводе на Дальний Восток, новоиспеченному офицеру пришлось отправиться в противоположном направлении: армейскому начальству благоугодно было направить Арсеньева в 14-й пехотный Олонецкий полк, квартировавший в польском городке Ломжа. Лишь четыре года спустя упрямому подпоручику, успевшему сочетаться браком с девицей Анной Константиновной Кадашевич, удалось настоять на своем и получить назначение в 1-й Владивостокский крепостной полк. Весной 1900 г. семья Арсеньевых отправилась в город, ставший домом путешественника на долгие годы…