Хуже войны
Шрифт:
Если бы здесь, в Афганистане, узнали об этой позорной странице в биографии секретаря, в ближайшую отчетно-выборную кампанию его бы с треском «прокатили». Но единственный человек, приоткрывший эту страницу, молчал. Хотя и вовсе не из-за страха лишиться индульгенции Поташова на отпущение всех запойных грехов. Просто бить кого угодно - даже заклятого врага - в слабое место Корытов считал величайшей мерзостью.
...В заключение представления, оставив секретаря в покое, Евгений Иванович плелся к комнате старшего лейтенанта Чепиги,
– Витёк, поехали на «боевые», родной!
После этого крика души силы окончательно оставляли Корытова. Он, кряхтя, садился прямо на пол и засыпал.
Заслышав под дверью знакомый храп, Чепига выходил в коридор, волоком затаскивал Евгения Ивановича в его комнату и бросал на кровать.
Наутро Корытова съедал стыд.
Заходя в умывальник, он старался не встречаться взглядами с офицерами модуля и не глядеть на писсуар, в который блевал намедни. Офицерское же сообщество по традиции делало вид, что ничего не произошло. Подобные дебоши были здесь на счету почти у каждого и великодушно прощались всем.
Тем более - Рокфеллеру.
Не помня дня, чтобы начфин не напился, в полку не помнили и случая, чтобы Корытов дурно обошелся с кем-то по своей службе или не выполнил чьей-то просьбы. Выдать командировочные, отпускные, отправить перевод — все это он делал быстро и без лишних уговоров. Привезти что-нибудь из города, куда Рокфеллер выезжал чаще других, или передать привет девочкам из гарнизонного госпиталя – и в этом на него можно было положиться. Правда, по любому вопросу к начфину следовало обращаться с утра, пока он не успевал напиться.
Особенно много пил Корытов, скучая по Фоменко, для встречи с которым бережно хранил в тумбочке своей комнаты две заранее купленные бутылки водки, даже не помышляя притронуться к ним, ни-ни-ни...
5.
Город отдыхал от вездесущей пыли, которая улеглась лишь с наступлением темноты, но была готова, проснувшись, снова слепить глаза, перекрашивать волосы, забираться под одежду и висеть над домами, как вечный туман.
В низеньком саманном доме скрипнула дверь, и на пороге появился одноногий старик в куцей хазарейской шапочке. Поудобнее приладив под мышками костыли, он двинулся к дороге - туда, где торчал у обочины вросший в землю камень. Добравшись до валуна, хазареец опустился на него, подложив под тощий зад костыли, и замер.
Взамен сладких минут забытья бессонница дарила ему чистый утренний воздух и редкую пугливую тишину. Когда живешь у дороги, которую не обходит стороной война, можно сойти с ума, проснувшись в такой час: то ли пропало все живое на земле, то ли аллах сделал тебя глухим...
Выходя на рассвете к дороге, усаживаясь на валун и щупая слабыми пальцами влажный от росы камень, калека не верил, что земля бывает такой - без лязга и грохота, без выстрелов и криков.
Наверное, однажды хазареец сошел бы с ума, продлись эта тишина чуть дольше.
Но земля принадлежала не одному ему.
Старик вздрогнул, услышав тяжелый неровный гул, родившийся у перевала Джабаль-таш.
В это весеннее утро война снова хотела пройти мимо его дома.
...Уже шестую неделю хазареец мечтал повидаться со старшим сыном: Асад ушел в горы, стал борцом за веру… На днях отец получил от него весточку. Водонос с соседней улицы передал хазарейцу подарок от Асада - почти новый китайский будильник и две тысячи афганей. А, прощаясь, шепнул на ухо:
– Асад скоро навестит.
6.
Не доезжая до КПП, бэтээр ротного притормозил. Бросив водителю: «В парк», - Фоменко соскочил на землю. Медленно передвигая затекшие ноги, он шел навстречу Корытову.
Фоменко, как и Корытов, не вышел ростом. Но в каждом его движении чувствовалась не только недюжинная сила, но и была видна великолепная выправка.
…Корытов, махая в воздухе кепкой, бежал вдоль колонны и кричал:
– Валера, я здесь!
...Они обнялись. Хлопая друга по спине маленькими ладошками, Корытов от радости зажмурился.
– Как я тебя ждал!
– Долги надо платить, — улыбнулся ротный.
Рокфеллер открыл глаза:
– Какие долги?
– Тебе еще долго расплачиваться. Забыл, как в прошлом месяце я тебя ждал, почти сутки? Когда ты выпросил у меня бэтээр, чтобы смотаться в госпиталь к своей медсестричке? Обещал вернуться через пару часов, а прикатил только на другой день. Меня чуть кондрашка тогда не хватила - думал, кувырнулись в кювет...
Он похлопал Корытова по плечу.
– Ты хоть как себя вел без меня?
Корытов виновато вздохнул.
– Как всегда.
– Снова бегал по модулю в одних трусах и кричал, что разгонишь духовский караван?
– Ага.
– И до комнаты Поташова добрался?
– А как же.
– Женя, Женя... Ну, как тебя оставлять одного? Фоменко покосился на огромную кобуру Рокфеллера.
– Все страдаешь?
– Какой же я к черту офицер, если на войне, а не воюю? Мужикам в глаза смотреть стыдно.
– Сиди, деньги считай, - пробурчал Фоменко, широко отмеряя шаги.
Рокфеллер едва поспевал за другом.
– Был бы Тодоров человеком, хоть разок бы пустил с тобой на войну.
– Правильно делает, что не пускает. Без тебя есть, кому башку под пули совать.
– Слушай, Валер, а может, и тебе хватит это...
– Чего?
– Чепига скоро улетит в Союз без замены. А ты - на хорошем счету. Только заикнись командиру. Досидишь свой срок начальником строевой части. Должность такая же, как у тебя - капитанская, зато самое страшное, что на ней грозит - это геморрой.