Хватайся! Рискуй. Играй. Умри
Шрифт:
Дверь открывается. Возможно, я открываю ее в последний раз. Выхожу в темный подъезд.
Влад быстро проговаривает, виновато опуская взгляд в ноги:
— Прости.
— Прощай.
Единственный фонарь в районе горел вдалеке, поэтому я нашел Виолетту, подругу-готку, по звуку. Ее темный силуэт качался на до невозможности скрипучих и ржавых качелях. Я сел рядом.
Луна была далеко.
Скрип пронзал ночную тишину так, словно охотник
— Ты все-таки пришел. Каким образом?
— Бабушка спит крепким сном с десяти вечера до трех ночи. Я выбрался через окно.
— А как же обратно? У тебя есть лестница к окну второго этажа?
— Поверь, заберусь и без лестницы.
Виолетта поднялась с качелей, протянула руку.
— Пойдем к реке.
И мы направились по невидимой тропе к грунтовой дороге, ведшей к месту, где когда-то находился порт. Постепенно приближаясь, мы сильнее чувствовали ту прохладу, которой веяла речная вода.
Шум волн — биение сердца.
— Я придумал название вымышленной группе. «Биш-Би».
— Ты назвал группу по имени моего кота? Ах, шалун.
Виолетта спускалась к Каме первой. Я старался не свалиться на нее.
— Хотела бы я быть частью твоей вымышленной группы.
— Кто знает, может быть когда-нибудь…
Смех Виолетты — мелодия ветра.
Мы оказались на просторе, стелившимся миллионами камней. Подруга указала на небольшую вершину метров двадцать высотой, на которой росло одинокое дерево.
— Взберемся?
Браться за сыроватую землю, влажную траву и карабкаться вверх — хвататься за жизнь.
— А я песню посвятил тебе.
— Ну-ка, спой.
Мы почти добрались до вершины, когда я запел.
— «Ей не светят звезды, она в обнимку с ночью пытается скрыть совсем живые слезы и душу свою волчью, что так мешает жить. Но людям ведь тоже будет очень сложно всего ее лишить. Она — Богиня разрушения, и, вполне возможно, уже решила все убить».
Смех Виолетты — колокола печали.
Подняться наверх — возможность увидеть больше.
— Я — богиня? Да брось, ты мне льстишь!
— «Она не судит людей, ей это не дано; она всего лишь чья-то рука. Из солнечных лучей полыхает огнем на теле общества вулкан. Она разрушит храмы, зажжет костры из книг, пытаясь
Подруга обняла дерево.
— Неужели ты такого мнения обо мне, Максим?
— Но ведь ты же считаешь, что все люди должны умереть, чтобы не причинять вред планете.
Отпустив дерево, она направилась вперед.
Девушка медленно подходила к краю. Внизу волны мыли землю.
— Знаешь, Макс, что я люблю?
— Знаю.
Мы уселись на краю, рискуя свалиться вместе с землей в реку.
Она протянула мне что-то плоское и липкое.
— Жуй. Шоколад.
— Так значит, мы уже никогда не увидимся?
В темноте сложно распознать мимику, но я понял: она изогнула черные брови, словно иронизировала в задумчивости.
— Ну, если ты станешь знаменитым рок-музыкантом, жду тебя с гастролями в Питере.
— Если «Биш-Би» превратится из вымышленной группы в настоящую, то ты просто обязана быть ее вокалисткой.
— И клавишницей.
— Да.
Мы легли на холодную траву. Виолетта достала мобильный. Зазвучала бессмертная композиция Evanescence — «My Immortal».
Шум поездов — вот что Максим Волков любит. Шестой вагон поезда «Нижний Новгород — Казань» зеленого цвета. Проводница принимает пассажиров.
Половина десятого. С небес летит крупный снег, а я стою под ним под светящимся фонарем и не знаю, что делать.
Я лишил себя всего.
Позволил другим лишить себя всего.
Есть ли в моей жизни смысл?
Не уверен.
Проводница улыбается, просит мой билет и паспорт.
Оказываюсь в плацкартном вагоне, иду занимать тридцать пятое место. Присаживаюсь у окна на жесткое сидение. Достаю из сумки телефон.
Так имеет моя жизнь смысл или нет?
Листаю контакты.
Впрочем, какая разница?
Контакт: Катя 3.5.
Не знаю, что заставляет меня это делать, но я звоню ей.
Долгие гудки. После в ответ раздается зевание.
— Кать, привет.
— Довольно странно, что ты позвонил.
Не знаю, что, но что-то заставляет издать звуки в неожиданном для меня порядке:
— Кать, я сейчас еду к тебе. Ведь твое предложение в силе?
Глава 14. Кофе на окне
Лучи зимнего солнца проникают сквозь занавески и падают на мягкую белоснежную кровать. Катя 3.5 щурится. Натягивая на себя футболку, спрашивает: