Хватит ли на всех пирацетама
Шрифт:
– Сколько вам взвесить?
– машинально спросила девчушка, потом спохватилась: - А, извините, пока нет.
– Чего нет?
– Не завозили еще... ну того, что вам надо. Днем контейнер пришел, еще разгружают - может тогда поступит?
– Что поступит?
– В продажу.
– Странно, - удивился смешливый. Он уже не шутил.
– А может кусочек грудинки? Ливер исключительно свежий, - предлагала продавец.
Смешливый еще больше смешался.
– Это... взвесьте мне коробок спичек, нет, даже два... Тьфу, что я говорю. Не правда ли, погода сегодня.
– Погода как
– Поживее нельзя?
Смешливый тем временем вполне оправился.
– Будьте любезны, девушка, мне которая красная пачку листового чая, у которого я вижу ценник, но не вижу что на нем написано. В ваш пакетик. Спасибо. И еще... Ломтик сыра грамм на триста двадцать пять... Ага. Мерси, гуд бай.
Смешливый схватил пакет и поспешил на выход, а я засеменил вначале следом, а потом свернул в следующий, книжный отдел.
В книжном отделе царило безобразие. Еженедельно поступали десятки новых наименований, так что продавцы не только не читали всех книг, а едва успевали знакомиться с аннотациями которые часто не соответствовали смысловому содержанию книги, а значит многие книги были разложены на полках безо всякой сортировки. Обложки были одна другой краше, но и рисунки никак не соотносились с содержанием книг, а названия, за редчайшим исключением, практически ни о чем не говорили. И среди этой пестроты меня вдруг поразила одна книжечка в белой обложке с золотым ободком. Я взял ее механически, само собой раскрылось оглавление и в глаза бросилась целая плеяда знакомых мне имен, первыми среди которых стояли Королева Татьяна, принц Ништяк, Эдмонт-Юрий Яковлевич Говорухин и Василий Памфнутиевич Заодно.
Что-то мне подсказало купить эту книгу и я ее купил. Может оттого, что неотвратимо подкрадывался вечер, дальнейший осмотр магазина мне показался напрасным и я вышел на улицу. По выходе я перехватил чемодан левой рукой, в правую взял раскрытую книгу и, едва идя и едва следя за дорогой, стал читать.
Татьяна, королева Тарантландии
Былица про зрелого Бюрократа
Жил да был на белом свете мудрый почтенный Бюрократ. То есть он был рассудительным и высокообразованным в молодости, за что его, собственно, и утвердили на такую высокую должность, но каких он со временем стал качеств мы не знаем и это-то и хотим выяснить нашим рассказом.
Как и почти всякий, наш Бюрократ имеет приличный личный кабинет в одном весьма и весьма преуспевающем заведении скорее общественного характера. В кабинете кожаные кресла и дубовый стол с письменными принадлежностями фирмы, ценимой столь же высоко, как в свое время Parker или Waterman.
И вот, если мы захотели выяснить, не устарел ли Бюрократ для своей, заметим кстати, очень ответственной должности, то полезно будет подсмотреть с каким усердием и мастерством он выполняет порученную работу. Итак, фиксируем только факты, отсекая комментарии.
* Раннее утро. В кабинете никого, в приемной первый посетитель.
* Положенный час. В кабинете пусто, в приемной средних лет секретарша Бюрократа и двое посетителей.
* Спустя двадцать минут. В окно слышен хлопок прикрываемой дверцы автомобиля и еще через минуту в кабинет входит Бюрократ. Первый посетитель порывается встать, но его останавливают.
– Вас
* Кабинет. Бюрократ ставит портфель на пол, сладко потягивается, садится и неспеша достает из стола папки. Смотрит на часы. Снимает верхнюю из стопки папку, листает и в нескольких местах вчитывается. Потом, оставив дело раскрытым, нажимает кнопку вызова.
Первый посетитель входит и с натиском леопарда бросается к столу.
– Олег Семеныч! Не хотят мириться, хоть ты лопни. Колпадуки уверяют, что сядут за стол переговоров исключительно в случае, если мы (третья сторона!) им предоставим ужасающие кредиты на восстановление экономики, а...
– Какая сумма?
– Десять миллиардов!!
– Гм. Круто.
– Вот-вот! А бубурлякам все-равно, лишь бы территория за ними - и письменные заверения присылают, а втихомолку пуще прежнего воюют, хотят с большим барышем остаться.
Бюрократ молчит.
– Одни хитрые, другие упрямые... Олег Семеныч! Спасайте своего слугу - за глотку берут. Четвертая сторона на грани бешенства.
Бюрократ молчит, медленно перелистывает дело, потом с видимым усилием произносит:
– Бубурляки захватили пункт "икс-7"?
– В том-то и дело, что нет!
– Вот что, - говорит Бюрократ после долгой задумчивости.
– Подождем еще неделю...
– Как!
– гневно вскрикивает посетитель.
– Это конец!
Бюрократ хочет сказать, но его перебивают.
– А я так надеялся! Неужели вы меня морочили эти два года? Да-да-да, теперь я все отлично понимаю, вы тянули резину, а я все это время оставался в дураках!
Посетитель решительно встает и идет вон.
– Завтра же беру на себя все полномочия!
– Послушайте, - наконец вставляет Бюрократ, - вот-вот должен наступить момент равновесия, а вмешаться именно теперь равносильно верному проигрышу.
Посетитель высокомерно оборачивается.
– Эти самые слова я слышу третий год!
– и выходит, хлопая дверью.
Бюрократ обхватывает голову руками и сидит. Долго сидит. Второй посетитель все ждет, наконец не выдерживает и силой врывается в кабинет.
– Мне только оттиснуть печать, а я все утро дожидаюсь!
– Что угодно?
– Понедельник начинается в субботу!
– Это вы ко мне в прошлом месяце заходили? Не подпишу, даже печать доставать не стану.
– Но почему! Ах ты, господи, и здесь нет правды.
– До вас, - отвечает наш Бюрократ, - приходили десятки умников с подобными идеями. Почему вам охота штурмовать природу, а не идти с ней на равных? Людям просто необходим отдых! Как без отдыха? При этом социальные гарантии... Равномерное распределение усилий... Поступательное движение... Общественное спокойствие...
– Ах!
– в сердцах вскрикивает посетитель и, чуть не плача, стремительно покидает кабинет.
– Я не против нового, - вдогонку кричит Бюрократ, но дверь уже закрыта. Тогда он очень тихо говорит: - Не против, но только в том случае, если оно разумно и наперед продумано до третьих последствий.
В огорчении от двух неудач за день он падает корпусом на столешницу прямо на листы раскрытого дела и ненароком задевает локтем кнопку вызова, чего он, по-видимому, не желал. Он тут же распрямляется.