Хватит врать
Шрифт:
"Отец" и Андрей Александрович хором засмеялись.
"Даня: ты кретин! Он что, похож на батюшку? ", я решил оставить догадки.
– Почти, Дань. Я подполковник милиции, начальник ГУВД, в которое тебя доставили сегодня ночью. По регламенту, если к нам поступает подросток, обязаны сообщить в органы опеки. Но по просьбе твоего папы мы закрываем эту историю, и давай договоримся, что алкоголем проблемы решать не будем.
Угу, – буркнул я, надеясь на окончание беседы. А зря.
– Люди, которые не вписываются в общепринятые стандарты. К ним и отношение
Их убили, – перебил я подполковника, – А Вы-то откуда знаете?
– Папа твой, – он с улыбкой посмотрел на дядю Олега, – все уши прожужжал про парня с тяжелой судьбой, – подполковник сочувственно покачал головой и продолжил.
– Ты не приемлешь ложь, лицемерие, несправедливость – все эти качества делают из нас хороших стражей порядка. Быть детдомовским – прости, но для большинства это действительно "неизлечимый диагноз". Наверняка, даже более чем уверен, ты для себя это понял. Но, будучи в милиции, докажешь обратное и сможешь бороться со злом.
– Я хочу бороться. Но… немного иначе.
Присутствующие ждали объяснений.
– Бороться словом! Хочу быть журналистом! Хочу выкладывать репортажи в Интернет, деньги за это получать. Я говорил и понимал, насколько инфантильно, непозволительно глупо звучит этот бред!
"Отец" громко шлепнул рукой себе по колену, чем знатно перепугал кота.
– Дань, ну е-мае. Ну ты же взрослый мальчик, – начал он.
Хозяин остановил причитания "отца" поднятой рукой.
– Честных журналистов не бывает! Рано или поздно тебя заставят говорить то, что им надо, либо закроют рот навсегда! Честных журналистов нет! – еще раз повторил он, отклонившись на спинку кресла. – И что ты будешь делать, когда, упустив все возможности, придешь к этому умозаключению?
– Не приду, если пойму, что все так как Вы сказали… значит, я стану первым кто не отступится! И вообще-то, есть же расследования журналистов.
– Кого? – рассмеялся Андрей Александрович. – Они красиво рассказывают про выполненную нами работу, Даня! – он, постучал себя по груди, -у них нет никаких полномочий! Словоблуды, проныры! Без вазелина в жопу лезут. Поверь, ты романтизировал профессию и только. Репортеры, как навозные мухи приезжают на место преступления и жужжат, мешая работать. И знаешь, Дань, зачем? Им платят. Платят за кровавые фотографии. Чем грязнее история, тем больше доход. В этом нашел ты чистоту и правильность? Удовлетворять любопытство людей? А знаешь, сколько раз они разглашали информацию, которая в дальнейшем мешала поимке преступников! – начальник завелся.
– Сын, послушай, что тебе взрослые говорят. В кой то веки! – давил "отец".
– Нет, я буду рассказывать только правду, – продолжал я настаивать на своем.
Андрей Александрович помотал головой.
– Где ты возьмешь ее? В ситуации нет абсолютно правых и неправых. Черного и белого не бывает! Есть те, кто приступили закон, и те, кто на грани. Виноват тот, кто проявил агрессию, кто поддался. И не всегда это плохие люди, Даня! А порой
– Из ваших слов, – я замялся, выверяя дальнейшую фразу, – значит, Вы выбрали сторону закона, а не правды, и не смотрите на обстоятельства?
– Даня! – возмутился "отец", – простите его!
– Я не хотел Вас обидеть, извините! – срочно исправился я.
– Ты не обидел! Все верно понял. Я выбрал свою сторону. Всю жизнь борюсь со злом с точки зрения закона, принятого людьми в моей стране. А избирать наказание или помилование будет суд.
– Так, суд ведь теми же законами руководствуется, – не унимался я.
Андрей Александрович ухмыльнулся.
– А ты какими планировал? Своей точкой зрения? Точкой зрения другого человека или друзей? Эмоциональным порывом? Что является мерилом хорошего и плохого для тебя? Вот твой отец – он хороший или плохой? Или одноклассники твои – они поголовно плохие только потому, что обидели тебя? Я плохой, потому что отпустил из камеры без наказания? Мужик из магазина, обвинивший тебя в воровстве – не он ли взял на работу несовершеннолетнего детдомовца, несмотря ни на что? Он плохой или хороший? Дань?
Вопрос поставил меня в тупик. Я не нашел, что ответить.
– Невозможно быть абсолютно беспристрастным. Всегда найдется что-то, что вызовет сомнения: эмоции, привязанности, чувства, в конце концов. Закон- это тот якорь, который непоколебим, и мы ему служим. Я не буду давить. Нет цели набрать к себе людей. Просто подумай над нашей беседой.
– Даня, соглашайся! В институт все равно не попадаем! Отличная профессия!
– Олег, он не дурак. Такие решения не принимаются на раз-два, тем более с похмелья. Да? – он смотрел на меня, широко улыбаясь.
– Угу.
– Давай-ка неделю думай. Если согласен, договоримся и осенью в армию пойдешь. Годик послужишь, звание получишь, тело в порядок приведешь и ко мне.
– Мне не будет восемнадцати еще.
– С согласия родителей возьмут, ты ведь не против Олег?
"Отец" радостно закивал.
"Сбылась мечта идиота! Он тебя в армию сольет раньше на полгода!", припомнил трезвеющий мозг.
Глава 5. Волк в овечьей шкуре.
Что есть лицемерие? Евангелия ответит нам: «Между тем, когда собрались тысячи народа, так что теснили друг друга, Он начал говорить сперва ученикам Своим: берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях. Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь».