Хвост павлина
Шрифт:
Внучка стала прокуроршей, хотя в душе она была адвокатшей. Ей больше нравилось, когда защищали людей, чем когда их обвиняли.
Прокурор только и делал, что обвинял. И наконец она ушла от него к адвокату. Она сказала, что не может жить с человеком, который только обвиняет людей. Она тогда хорошо говорила, потому что не забывала слова, ей не приходилось так много вспоминать, чтобы сказать одну-единственную фразу.
И что же ответил ей адвокат? Он сказал, что сам мечтал стать прокурором. Просто у него не получилось, поэтому он адвокат. Он сказал эту неправду, как адвокат:
Но когда его самого обвинили, защищать его было некому. Прокурор пытался, но что он мог, прокурор? Защищать он не научился.
Она долго ждала адвоката. Уже с войны люди повозвращались, уже повозвращались и издалека, а его все не было. Вот тогда она от кого-то услышала, что адвокат погиб на фронте. От кого она это услышала? Да, конечно, от прокурора. Он даже, помнится, говорил (что помнится? Ничего не помнится…), он говорил, что встретился на фронте с адвокатом и адвокат вынес его на себе…
Хорошо, что прокурор так сказал. Она не верила, но все равно хорошо, что он так сказал. Значит, он умел сказать о человеке и что-то хорошее. И на памятнике прокурору, когда прокурор умер и она поставила ему памятник, она написала несколько слов про адвоката. У него не было своего памятника — где же еще можно было о нем написать? Она написала, что здесь лежит человек, спасенный при жизни другим человеком, который лежит неизвестно где, но о котором тоже нужно помнить на этом кладбище. Потому что, если б жизнь сложилась иначе, он мог бы лежать на этом кладбище…
— Здравствуйте, мадам прокурорша. Вы не против, если я посижу с вами на скамеечке?
Рядом с ней садится такая же старая женщина, с такими же больными ногами.
— Вы меня не помните? Мы с вами встречались в суде. Я часто бывала в суде по делам моего покойного мужа. По каким делам? Ну, не будем об этом говорить. У каждого свои дела, так уже заведено в мире… Я, когда вас увидела, будто помолодела на тридцать лет… Знаете, я недавно была в суде. Там совсем, совсем другие люди…
СКАЗКА
Дедушка говорит:
— Хочешь, я расскажу тебе, как ящерица меняла свой хвост?
Такой сказки еще нет, но дедушка знает, что она будет. Он даже не очень задумывается, просто рассказывает, а сам думает о другом.
— Однажды ящерица встретила слона, и понравился ей его хобот. У слона и вправду хобот замечательный, такой бы хобот нам с тобой, мы бы знаешь как выглядели?
— У людей не бывает хоботов, — объясняет дедушке Миша.
— Не бывает, — вздыхает дедушка. — А жаль. С хоботом было бы веселее.
— А мне и так весело.
Ему весело. Такая у него веселая жизнь.
— И говорит ящерица слону: «Давай меняться, слон. Я тебе хвост, а ты мне хобот». — «Хвост у меня уже есть, — говорит слон. — Там, сзади посмотри». Побежала ящерица на ту сторону слона. Слон большой, пока добежала. Смотрит — хвостик. Куценький по сравнению со слоном. Побежала назад. «Разве ж это хвост? Он же, наверно, у тебя не снимается?» — «А чего ему сниматься? Не на вешалке висит». — «А мой снимается, хоть и не на вешалке».
Миша уже знает, что у ящерицы хвост отделяется,
— «А зачем мне, чтобы хвост снимался? — говорит слон. — Он легкий, с ним не тяжело». — «А вдруг кошка?» — «Какая кошка?» — «Ты что, не знаешь, какая кошка?»
Дедушка рассказывает, а сам думает о другом. Когда-то давно был у него друг, которого тоже звали Мишей, как внука. Были они тогда еще молодые, дело было еще до войны. И получил дедушка однажды пакет с дополнительной инструкцией: вскрыть пакет в присутствии друга Миши. Дедушка часто бывал в доме у Миши, своей семьи у него еще не было, вот он и отдыхал у Миши, в его семье. Жена у Миши была хозяйка, вкусно готовила, и они всегда звали дедушку, чтобы он приходил к ним обедать. Он, конечно, приходил к ним не для того, чтоб обедать, а просто он любил этих людей. Очень они ему нравились, и всему поселку было известно, что он любит у них бывать. Поэтому дедушка не удивился, что пакет ему посоветовали вскрыть в присутствии Миши: если нужно вскрыть при свидетеле, то Миша как раз подходит. Он в поселке уважаемый человек. Хотя и молодой. В то время было много таких людей: и молодых, и уважаемых.
— Слон даже немного смутился: «Вообще-то я знаю кошку, только не очень хорошо. Она иногда крутится у меня под ногами». Ящерица усмехнулась. Ты никогда не видел, как усмехается ящерица? Это нехорошая усмешка, она совершенно не красит ящерицу. И вот ящерица усмехнулась этой усмешкой и говорит: «Вот когда кошка схватит тебя за хвост, ты пожалеешь, что он не снимается.» — «А твой снимается?» — «Конечно. Стала б я иначе его носить. Будешь носить, спасибо скажешь. Допустим, кошка схватит, ты оставишь ей хвост, а сам убежишь.» — «Куда же я убегу?» — засмеялся слон. «Куда-нибудь. В безопасное место».
— Слон не боится кошки, — квалифицированно заявил Миша.
— Он и сам думал, что не боится. Потому и посмеялся над ящерицей. А потом прошел день, другой, и слон забеспокоился: а вдруг действительно кошка схватит его за хвост?
В тот вечер они с другом Мишей сидели долго. Поужинали, от выпивки дедушка отказался, зная, что им еще предстоит дело, нужно было только дождаться, когда жена Мишина пойдет спать, потому что о ней в инструкции ничего не говорилось.
Жена сначала дочку уложила, той тогда еще и годика не было, а потом и сама легла, видя, что дедушка уходить не торопится.
Когда все в доме стихло, дедушка вынул пакет.
Миша был в поселке уважаемый человек, и он не удивился, что какой-то пакет нужно вскрыть в его присутствии. Он сказал только:
— Могли бы просто прислать на мое имя.
Нет, нельзя было прислать пакет на Мишино имя. Потому что было в пакете сказано, что дедушка должен Мишу арестовать.
Это было для обоих большой неожиданностью. Правда, время было такое, многих арестовывали, кто был на виду, но чтоб друг арестовывал друга…
Но ни у дедушки, ни у Миши даже не возникла мысль, что они могут не выполнить распоряжения, что дедушка может дать Мише скрыться, а Миша тайным образом куда-то уйти. Они верили: там разберутся.