Хвост, плавники, чешуя – вот мои документы!
Шрифт:
— Вон из кабинета! — в меня или дверь что-то полетело, я развернулся и собирался покинуть отделении, но когда тритон увидел синий хвост волос и рога, в дверном проеме, тут же повинился, попросив прощения: — Шиор,
прости пожалуйста, — и отложил все дела, выгнал подчиненного, сказав ему пару ласковы и напутственных слов, показал на стул и дал в руки папку, — это по твоей части, — показал на внушительный список моих подчиненных. А именно нарушение границ, на них приходят жалобы, что мои подчиненные вторгаются в воды соседних государств, пытаются все выставить в ином свете, — прими меры, — и показал пальцем наверх, — не то по твою душу опять придут, мало пяти веков заточения в башне уединения? Еще хочешь? — мне не нравился тон и воспоминания моего прошлого наказания. Я отложил папку
— Во-первых: — не пугай меня башней, ты там не сидел, — он сел и замолчал, — во-вторых: — я обещал, сделаю. Сам знаешь, мои просто так в чужие воды не вторгаются. Значит, были причины. Их я выясню и отчитаюсь, — хоть и не должен. Мы драконы выше тритонов и русалок. Не перед ними я должен держать ответ, а перед тем, кто сидит наверху. Но с ними я связываться не собираюсь. Поэтому и бегу на каждый зов и жалобу на мой народ, а поступают они к тритону, так как он единственный из морского народа. В остальных городах смешенного населения капитаны стражей города к морю не имеют значения, среди них нет морских жителей. Перед ними ответ держать не собираюсь. К нему меня и прикрепили, если что-то случается, то несет ответственность за меня и мой народ он. Или если что-то нужно, то он так же приходит ко мне и я помогаю. Выгодный союз. Он один из тех, кому плевать на мой статус и все те неприятности, что приносит мое общество. Как и плевать на мой нрав и характер.
— Вот и хорошо. А то мне мало проблем, еще и твои подчиненные воду мутят, — хотел спросить, что у него за проблемы помимо моих подчиненных и принесенных ими неприятностей, как он сам мне все выдал: — Шиор, я не знаю что делать! Дети пропадают. И не простые бродяги и беспризорники. Из знатных семей, у человеческих дворян ушло трое, все наследник родов, надежда семьи, — и не только люди похищены, видел сводки на его столе. Он посылал запросы, пропали ли джети в тех концах мира, ему приходили листовки, с просьбой найти детей и портрет пропавшего ребенка со всех концов мира, даже моря, всех коснулась беда и горе. Исчезали из своих постелей змеиные дети, птичьи, из вод выходили на сушу тритоны, русалки, осьминоги, из кроватей вставали и шли в неизвестном направлении кентавры, улетали бабочки, птицы, даже воздушные и земляные драконы. Не коснулось это наших морских и огненных крылатых, а так же мурен и скатов. Как не поступало жалоб от младших народов, орков, гоблинов и гномов. У них детей не похищали. Так написано в отчетах.
— На кого думаешь? — смотрел на всех пропавших, а их несколько десятков. И главное, похититель не повторяется, ни разу не был похищен один и тот же вид змеиного рода, птичьего или человеческого. Все они разные, в этом и загадка.
— Даже мыслей нет, — хватался за голову тритон, и тут на весь кабинет в его животе заурчало, — вот, даже желудок не выдерживает. Пойдем, поедим, а? — умоляюще смотрит Сальмир.
— Пойдем, — не отрицал, что тоже голоден, и не против составить ему компанию. Спросил куда мы пойдем, он предложил мне трактир, тот самый новый, про который говорили Аром и Маэль, он был простым заведением, почти умер и развалился, но два года назад стал восстанавливаться. По словам тритона, его возродили благодаря одной девушке и ее голосу. А сегодня открытие не только обновленного обеденного зала, но и гостиницы. Сотрудники выкупили второй этаж, обустроили номера и поднялись на новый уровень. За два года они не просто восстановили прежнее звание одного из лучших заведений, но и расширились, пользуются спросом и популярностью.
— Там есть певица, — по всей видимости, та самая, которая помогла восстановить трактир, — поет так, что хочется слушать ее целыми днями, репертуар не повторяется. Каждый раз что-то новое, необычное.
— А как кормят? — меня волновало другое. Голос и песни хорошо, но главное это то, за чем ходят в трактир. А это еда. Тритон меня успокоил:
— Еда вкусная, не дорогая, да и расположение удобное. Так что пошли, заодно поговорим, а то я тебя пять веков не видел, только слышал, расскажешь обо всем, — я не спорил. Пять веков в уединении, а еще и в трауре, оплакиваю ту, которая меня почти убила, то еще удовольствие. Шрам до сих пор ноет. Непроизвольно коснулся ребра, именно туда был вонзен
Заведение в которое привел меня тритон и правда пользовалось популярностью. Свободных мест практически нет, народ все пребывает, суетятся подавальщицы, слышны с кухни крики и мат. Нас увидели кентавр и дракон, помахали нам рукой и пригласили к себе за стол. Мы пошли, а по дороге осматривали обновленный зал. Как сказал Сальмир, стало просторнее и светлее, столы переставили, стойку для заказов развернули и сократили, а еще поставили сцену. Раньше певица сидела около стойки, а теперь для нее отдельный постамент. Мы сели, тут же подбежала девушка в форме, юбка до колен, рубашка в клетку, передник в рюшках, руки в черных перчатках, в руках блокнот и кусочек уголька, так писать удобнее. И руки благодаря перчаткам не пачкаются. Когда был сделан заказ, вышла дама в преклонном возрасте, попросила внимания и сказала:
— Господа и дамы, — поклонилась пожилая дама, ее волосы покрыты седой паутиной, заделаны в прическу, траурное черное платье, вуаль на лице, перчатки, — для вас как это бывало раньше, выступит наша леди, не сочтите за грубость, она не ответит, лишь споет, — а я смотрел на дракона, кентавра и тритона. В их глазах радость, восторг, они с нетерпением ждали начала. Они не просто знали девушку, а были близки с ней, поддерживал ее аплодисментами, — наша Тассия, — и на сцену вышла та самая девушка, налетевшая на меня в переулке. В белом костюме, необычного кроя. Широкие штаны в пол, длинная толи кофта, толи платье, с высоким горлом, вышивкой и разрезами по бокам до талии, на руках длинные белые ленты, концы которых лежат на полу. Короткие по плечи черные волосы, бездонные кари глаза. Весь ее сценический образ смотрится достойно. Хотелось бы услышать пение.
Девушка поклонилась и песня началась. Я не слышал текст, в моих ушах ее голос. И воспоминания прошлого. Что я совершил и чего не совершил и о чем жалею. И конечно все то, что хотелось забыть и не забывается. Ее голос поднимает бурю в моей душе, заставляет сердце биться чаще, словно волны бьются о высокие скалы, с целью выйти и разрушить эту каменную преграду на своем пути. И все в этом зале оказались в той же ситуации, смотрели на нее, слушали голос, но были совершенно в другом месте. Ее голос уводил их далеко отсюда. И когда закончилась песня, все словно вернулись с небес на землю, резко и болезненно. Но при этом в душе не гнев и злоба, а радость и восторг. Хотелось продолжения.
— Чтоб меня! — крикнул кентавр, — ты как всегда потрясающа Тасиия! — вытирая рукавом слезы, с ним были согласен и тритон и дракон. В глазах последнего я видел прошлое, знал что он пережил и что его до сих пор грызет и корежит. Но он лишь кивнул, натянул улыбку, а я спросил про девушку:
— Кто она?
— А кто поет, но не говорит? — спросил дракон. Казалось и нет тех слез в глаза, лишь улыбка и веселье. А я тут же понял, кто она и почему не говорит, но при этом потрясающе поет. Ведь только одни из народа этого мира поют, но не говорят:
— Мурена?
— Да, — я удивился, они обычно нелюдимы, лишний раз не показываются на глаза, а тут не только не скрывается, но и открыто о себе заявляет. Странно, как и то, что стражи с ней в хороших отношениях. У мурен своеобразный рацион, они не против перекусить человеческой плотью, а если не едят, то точно травят. Об этом сказал и получил ответ: — она не такая, — сказал дракон, — не знаем почему, но она не переносить вида мертвого тела, ее начинает тошнить, яда в ее зубах так же нет, проверяли. Обследовали, и все тесты показали, девушка ни разу не вкушала человеческой плоти и ни разу не травила, так как нет яда. Она чиста перед законом. Ее в этом городе почти все любят, — уточнил, кто не любит и по какой причине, — кто-то за голос и способности, ведь многие пытались уничтожить дело этого заведения, кто-то из зависти, а кто-то от ненависти к ней или тем, кто рядом с ней. Кто-то просто потому, что она мурена. Предвзятое отношение. Но она не обижается, наоборот, старается лишний раз не провоцировать таких личностей.