Хвостатая мама
Шрифт:
Санины сидели и пили, размышляя о своем. Они не разговаривали между собой, не смотрели друг на друга. Спустя столько лет старым боевым товарищам было нечего сказать друг другу, и в этом не было ничего странного. Они уже давно всё друг другу сказали, а сотрясать сейчас воздух по поводу прошлого или обсуждать что-либо не было никакого смысла.
В кафе зашли трое: бледный подросток, который встречал Орочимару вместе с другими шиноби Узушио, женщина, похожая на ребенка как две капли воды, только еще более бледная, и мужчина, чьи светлые голубые волосы, собранные в хвост, отливали немного пепельным на фоне немного смуглой кожи. Его губы тронула неуверенная, какая-то извиняющаяся улыбка, когда его зеленые глаза встретились с янтарными глазами Тсунаде.
– Дан!
–
– Тсунаде… Прости меня. Из-за меня тебе пришлось многое пройти, - мужчина опустил взгляд в пол. Сенджу выбралась из-за столика, за которым сидела вместе со своими старыми боевыми товарищами, на негнущихся ногах подошла к своему возлюбленному, робко протягивая к нему ладони. Когда её руки легли на теплые щеки Като, в её груди зародился всхлип. Когда она нащупала бьющуюся жилку у него на шее, она уже не могла сдерживать слёз. Единственное, что удерживало её от того, чтобы разреветься в голос, - осознание невозможности происходящего.
– Дан… Ками, это правда ты, Дан?
– с такой надеждой в голосе спросила Тсунаде. Эта надежда, такая болезненная, такая робкая, такая… такая же нереальная, как и всё происходящее. Сенджу умом понимала, что это не может быть её возлюбленный, что такого не бывает, что оттуда не возвращаются, но пульсирующая под пальцами жилка, давно позабытый запах, тепло и близость живого тела, стыдливо и виновато опущенный взгляд зеленых глаз, обрамленных короткими ресницами, доказывали, что оттуда возвращаются. Что перед ней стоит живой Дан. Как будто и не умирал он, истекая кровью у неё на руках, несколько лет назад. Будто не было всей этой боли, ужасов и бессмысленных скитаний все эти годы. Будто всё до этой встречи было затянувшимся кошмарным сном.
– Это я, Тсунаде… - мужчина перехватил руки Сенджу, жадно целуя их, закрыв глаза. Если бы его спросили, что он чувствует сейчас, он бы не ответил. Он не знал, что именно преобладает в нем больше: любовь или счастье? Ему просто хотелось быть рядом с этой усталой, потрепанной жизнью женщиной, которая все равно была столь же прекрасна, как и когда-то. Нет, она стала даже прекраснее.
– Тсунаде, я жив. Меня вернули на этот свет. Я вернулся к тебе, - он открыл глаза, заглядывая в полные слёз глаза женщины.
– Дан… скажи мне что-нибудь, что можешь знать только ты…
Душой и сердцем Сенджу уже всему верила, но ум отчаянно сопротивлялся. Как ей не хотелось, чтобы её обманули, чтобы всё это оказалось наваждением или жестоким обманом… Дан склонился к ней, прошептал что-то на ухо, никто, кроме неё, не услышал слов. Женщина судорожно всхлипнула и обхватила руками шею Като, обнимая его.
Это был он. Это был тот Дан, которого она знала, только живой и невредимый. Это был её Дан.
– Не все воскрешенные помнят своё прошлое. Мы пока не выяснили, от чего это зависит, - тихо начал информировать Орочимару Хаку. Несмотря на малый возраст, за его обучение, как и за обучение Камеко, взялась лично Каеде, с той лишь разницей, что юного Юки обучали с упором на новую отрасль ирьениндзюцу: на воскрешающие техники. Оказывается, кеккай генкай Хаку здорово помогал в этом направлении, да и самому мальчишке это было интересно.
– Усовершенствованная техника Узумаки позволяет полностью воскресить любое живое существо, чьё ДНК у нас имеется. Для этого нужно много разнообразных компонентов и еще больше медицинской чистой чакры, но результат того стоит: воссоздается тело, чей возраст такой же, какой и был на момент смерти. Воскрешенного человека от живого не отличить, им также требуется еда и сон, отдых. Они могут самосовершенствоваться, продолжать свой род. И умереть снова они тоже могут. Небольшая проблема с прочностью костей и иммунитетом, но это мы дорабатываем. Проблема с восстановлением каналов чакры, но Каеде-сама сказала, что нет ничего фатального, воскрешенные за пару тренировок смогут восстановить их прочность и объем очага, главное чтобы не откладывали это дело. Гибкость каналов чакры сохраняется где-то две недели, после чего становится такой же, как у стандартной особи данного возраста и степени тренированности, - мальчишка говорил уверенно, не подбирая слов и явно понимая, о чем говорит. Орочимару было интересно, безумно интересно! Но заинтриговала его не новая техника полного воскрешения, а техника бессмертия, о которой ему говорили при первой встрече. Каким-то шестым чувством узнав, что собеседнику интереснее другая тема, мальчишка прокашлялся, переводя свой монолог в другое русло:
– Это Юки Арата, моя биологическая мать. Её воскресили с помощью оригинальной техники Узумаки. Это не полное воскрешение: она бесплодна, ей чужды человеческие потребности, хотя она спокойно может питаться и спать, но не испытывает в этом нужды. Её запас чакры восстанавливается быстрее, чем у обычного шиноби того же уровня, и у неё улучшенная память, пусть временами и возникают проблемы с запоминанием и узнаванием людей, местности. Её биологические часы остановлены. Она не стареет и не умирает. Её ранения заживают за считанные часы, даже смертельные, пусть из-за этого и появляется потребность в пище.
Женщина с жалостью смотрела на равнодушно рассказывающего мальчика. Она знала, что она его мать. Ей сказали это другие. Сама она не помнила ничего. Лишь белый свет, за которым тут же следовало пробуждение уже в специальной лаборатории больницы Узушио. Ей было ужасно жаль, что она не может дать этому малышу любовь и заботу. Арата не чувствовала в себе ничего, что, по её мнению, должна испытывать мать к своему чаду. Только жалость и чувство вины овладевали ей при взгляде на Хаку. Пусть она и знала, что о мальчике заботится очень хорошая женщина, что он её теперь ласково называет мамой, Арата все равно не могла избавится от чувства вины.
– Существенный и единственный минус, о котором нам доподлинно известно, - вступила в разговор Арата, заметив за окном, выходящим на улицу, красноволосую девочку в палантине и черноволосого подростка; Хаку тоже их заметил, извинился, и поспешил на улицу, к другу и новой родственнице, - это невозможность покинуть данный остров. Стоит только ступить с пляжа в воду, как тело разваливается на те составляющие, которые использовались при воскрешении. Как это исправить, пока неизвестно, но воскрешенные намертво привязаны к острову, - скаламбурила женщина и смущенно улыбнулась, поняв, что шуточка вышла, что говорится, “черная”.
О минусе техники услышала и Тсунаде, отстранившись от Дана и вопросительно заглянув ему в глаза, одним лишь взглядом спрашивая, правдивы ли слова Юки? Дан виновато и грустно улыбнулся: он собственными глазами видел, как воскрешенные кролики разваливались на куски разных веществ один за другим, стоило им только немножко отплыть от берега. Видел, как воскрешенные птицы, отлетая от острова, падают в воду по частям. Для воскрешенных, будь они лишенными нормальных человеческих потребностей, или такими, как Дан, остров Узумаки был отделен невидимой границей от всего остального мира. Этот остров словно был территорией вне мира, территорией между миром живых и миром мертвых.
Сенджу снова крепко обняла Като, положив ему голову на плечо. По её щекам всё еще текли слёзы, но она уже не испытывала той ужасной душевной боли, что мучила её раньше. Теперь женщину согревала любовь и знание того, что Дан жив. И теперь уж принцесса слизней точно знала, что раз её возлюбленный привязан к этому острову, то и она будет привязана к нему. Специально Узумаки так сделали или это действительно не их вина, что воскрешенные могли существовать только в пределах острова, Тсунаде уже не интересовало, она была благодарна всему миру за сам факт возможности быть с Даном. Тем более, не будь он привязан к Узушио, куда бы она с ним пошла? Где бы их не достали старейшины Конохи? Нет, всё-таки Узушио неплохое местечко, если верить тому, что Тсунаде уже рассказали о возрожденной деревне.