Хвостик и волшебное перышко
Шрифт:
– Не плачь, глупенький! – дедушка поглаживал его жесткий «ежик».– Хочешь учиться музыке?
Спустя много лет замечательный лак потускнел и кое-где истерся, а в голосе у Пианино появилось старческое дребезжание. Молодой Хозяин играл теперь очень редко. Иногда, в присутствии гостей, он открывал крышку, не присаживаясь, брал несколько аккордов, пробегал быстрыми пальцами по клавишам. Пианино, словно стесняясь своего дрожащего голоса, звучало неуверенно.
– Оно сильно расстроено! – обращался Молодой Хозяин к гостям. При этом он виновато разводил руками, будто извинялся
Старый Будильник не находил причин для столь сильного расстройства. Дрожание в голосе, разумеется, неприятно, но, по крайней мере, Пианино никто не собирался отправлять на дачу.
Все обитатели кладовки, антресолей, шкафов, полок, сами шкафы и полки, торшеры и люстры, холодильник и телевизор, все-все жители Дома, кроме самих хозяев, конечно, больше всего на свете боялись Дачи.
– Давай отправим его на дачу, – говорила о ком-нибудь Молодая Хозяйка, и это звучало, как приговор.
Давным-давно, когда Молодой Хозяин только появился на свет, у его родителей еще не было собственной дачи. Каждый год в самом начале лета они складывали в коробки посуду, собирали чемоданы с одеждой, вязали большущие тюки с постельным бельем, одеялами и подушками. Все это и еще много других полезных вещей везли на грузовике на дачу, а потом в конце лета все вместе возвращались домой.
Во время таких сборов обязательно находили какие-нибудь вещи, которые считались давно потерянными, и все очень радовались. Однажды так нашли старые резиновые сапоги. В левом сапоге была огромная дырка, а в правом лежал старый зонтик. Зонтик тоже оказался дырявым, но все равно все были очень рады.
Старый Будильник любил летние выезды на дачу. Ему нравилось, что все, как раньше, живут в одной большой комнате, нравилось слушать стрекотанье кузнечиков и шум дождя за окном. И еще он очень любил возвращаться домой!
Теперь у хозяев уже давно есть собственная дача, но почти никто из тех, кого увозили туда в последние годы, обратно не возвращался.
Так исчезли лучшие друзья Старого Будильника: Карманный Фонарик и Пылесос. Для того чтобы Фонарик светил своим единственным глазом, нужно было все время снимать и разжимать его в кулаке. При этом Фонарик уютно жужжал. Стоило разжать пальцы, как он затихал и переставал светить. Фонарик просто не мог работать молча, и Старый Будильник очень хорошо его понимал!
Пылесос походил на огромную перевернутую кастрюлю. Его толстый шланг в матерчатой оплетке напоминал одновременно удава и слоновий хобот. Вот уж от кого действительно было много шума! Когда Пылесос работал, в доме больше ничего не было слышно, даже телефонных звонков.
Старый Будильник выдвинул предположение, что на дачу в первую очередь отправляют тех, кто слишком шумит, и даже попытался тикать потише. Вскоре, однако, та же участь постигла Барометр, что никак не вписывалось в эту теорию.
Дружить с Барометром было трудно из-за его надменного характера, но нельзя не признать, что он был весьма молчалив. Он занимал видное положение на стене в прихожей и очень гордился тем, что выполняет свою важную работу самостоятельно без участия хозяев. На это
Старый Будильник не понимал, что здесь может быть обидного и искренне удивлялся, зачем люди подолгу рассматривают этот странный циферблат с одной единственной стрелкой, которая к тому же почти никогда не меняет своего положения.
У него самого таких стрелок было целых три: часовая, минутная и самая длинная для звонка. Старый Будильник слыхал, что бывают еще и секундные стрелки, но считал это уже неприличным излишеством.
Одним из немногих, кому посчастливилось вернуться из дачной ссылки, был небольшой черно-белый Телевизор. Спустя год его принесли на кухню, но поставили почему-то не на холодильник, где он жил раньше, а на подоконник.
Телевизор находился в плачевном состоянии: дрожал от страха и никак не мог согреться. Его забавный тонюсенький хвостик был кое-как замотан синей изолентой. В довершение всего он потерял свою двухпалую лапку, которой очень дорожил, и которую хозяева почему-то называли вилкой, хотя всем было совершенно очевидно, что на вилку это совсем не похоже. Наконец он пришел в себя и перестал дрожать.
– Поначалу все шло хорошо, – начал Телевизор свой рассказ. – Я встретил много старых знакомых, было весело. По вечерам к хозяевам часто приходили гости, и все собирались за столом на веранде, чтобы посмотреть на меня. Вы ведь знаете, как я люблю, когда на меня смотрят, – грустно произнес он и замолчал.
Многие из присутствующих считали такое поведение нескромным, однако прощали Телевизору эту слабость за его добродушный нрав.
– Прошу Вас, продолжайте, мой друг, – нарушила тишину стройная Электрическая Кофемолка, плотно обмотавшись своим хвостиком с такой же двухпалой лапкой на конце, что раньше была у Телевизора, – может быть, чашечку кофе?
Шутка была неуместной, но Кофемолка не упускала случая продемонстрировать свои изящные манеры.
– В ту злополучную субботу, – продолжал Телевизор, – отмечали день рождения Хозяйки.
– Как вам не стыдно! – неожиданно воскликнул Чайник, до этого мирно сопевший на газовой плите. Он буквально кипел от возмущения. – Разве можно называть день рождения нашей любимой Хозяйки злополучным?
Телевизор был так поглощен воспоминаниями, что не заметил собственной оплошности.
– Еще утром Хозяйка принесла огромный букет полевых цветов и поставила его в красивую вазу синего стекла прямо на середину стола, за которым обычно собираются гости.
– Да-да, я ее помню! Красавица! – пробасил Большой Глиняный Горшок, – как она там?
– Не спрашивайте,– вздохнул Телевизор.
– Тоже мне красавица, – тихонечко, чтобы никто не услышал, фыркнула Большая Хрустальная Рюмка на высокой ножке, неизвестно почему оказавшаяся на кухне.
Благородное происхождение не позволяло ей спорить о вкусах с простым глиняным горшком. Пять ее родных сестер были давно разбиты, а остальные сородичи жили в специальном серванте для аристократии. На кухне их недолюбливали.