I'm a slave for you
Шрифт:
Мулат блаженно потянулся на дорогом кожаном кресле. Закат уже стучался в комнату, озаряя все приятным розовым светом. Эльфы суетливо готовили ужин для господина, топчась внизу, на кухне. Забини думал о будущем, о том, что когда-нибудь сможет позволить себе дом роскошнее, больше… Мечты так и плескались в его голове, наполняя тело сладостным ощущением счастья.
Блейз резко поднялся с кресла, заставив сову любопытно повернуть голову в его сторону. Забини лениво, словно заспанный кот, прошелся вдоль стола, разглядывая, нет ли где такой неприятной его взору пыли. Наконец, поняв, что все идеально чисто, он быстрым шагом прошел к
Пока юноша мечтал о светлом будущем, Чарли протирала огромную старинную вазу, стоявшую в холле. Ее бледные слабые ручки покрывали белые перчатки. Блейз не хотел, чтобы кожа девушки загрубела от работы… Сегодня он разрешил ей заняться делом, не желая, чтобы рабыня праздно валялась в кровати весь день. Нельзя сказать, что Чарли была ленива или не любила работать, нет. Сейчас каждое движение давалось ей с большим трудом, потому девушка предпочла бы вернуться в постель…
Когтевранка знала, что ей еще предстоит «поработать» сегодня. С момента прихода доктора прошло уже несколько дней. К сожалению для рабыни, врач не назвал точной даты, когда можно будет возобновить утехи господина… Каждую ночь Чарли боялась, что Забини вновь захочет взять ее, ввалится в комнату, точно изголодавшийся зверь и накинется на испуганную рабыню, забыв о своем обещании…. Вот тогда она уже не сможет противиться ему, не сможет дать даже самого слабого отпора.
Солнце медленно опускалось, разливая по небу приятные розовые лучики. Тучи окрашивались разными цветами, не казались больше такими мрачными и угнетающими. Чарли глядела в огромное окно, рассматривая закатное небо. В такие моменты девушка вспоминала астрономическую башню в Хогвартсе. Чарли частенько поднималась туда перед сном, чтобы понаблюдать за звездным небом или ярким закатом. Иногда она думала о том, смотрит ли мама на звезды, вспоминает ли о ней…
Забини мечтал о будущем, а Чарли сожалела о прошлом. Не прошло и дня ее рабской жизни, в котором девушка не сожалела бы о сделанном выборе. Конечно, сейчас стараются изловить даже тех грязнокровок, что не проходили обучение, и Чарли, скорее всего, все равно пришлось бы надеть ошейник… Но часть данных о грязнокровках была утеряна еще во времена, когда Гарри был жив… У девушки был шанс на спокойную, тихую жизнь на окраине шумного Лондона. Был шанс остаться с любящей матерью, завести семью…
Чарли грустно вздохнула, надеясь, что сможет успокоиться, забыть об этом ужасном решении посетить Хогвартс. Любопытство мешало ей всю жизнь. Любознательность нравится не всем. Когтевранка все глядела в окно, держась за огромную тяжелую вазу. Она забыла о своей работе, забыла о проклятом кожаном ошейнике, что сковывал шею, глядя на прекрасное небо.
Блейз остановился в коридоре, увидев ее стройный силуэт. Служанка замерла, завороженная закатом. Лучи заходящего солнца играли в ее темных, словно ночь волосах. Забини с упоением глядел на девушку, не в силах сделать и шага вперед. Юноша стоял у двери, разглядывая рабыню. Плотные черные чулки прикрывали ее ноги, черное платье доходило до колен. Белоснежный фартук оборачивался вокруг нее, то ли украшая, то ли скрывая всю прелесть девушки.
Чарли не слышала, как тихо скрипнула дверь, когда юноша облокотился
– Красиво, да? – спросил Забини, наклонившись к уху рабыни.
Девушка дрогнула всем телом, услышав до боли знакомый голос. Ваза, к которой она так тесно прижималась, с неистовым грохотом упала на холодный мраморный пол. Одна сторона ее разлетелась на тысячу мелких осколков, распалась по полу, опасно поблескивая на солнце. Цветочный узор превратился в золотую пыль… Чарли замерла в немом ужасе, она, словно парализованная, глядела на пол, боясь поворачиваться назад, к хозяину.
За оглушительным стуком последовала оглушительная тишина. Блейз не сказал ни слова, пока осколки расползались по полу, словно дорогой ковер. Он лишь глядел на Чарли, на то, как грудь ее начинает вздыматься чуть быстрее, как краснеют ее бледные щеки. Эту вазу Забини купил недавно. Она стоила ему приличных денег… Блейз скрипнул зубами, хватая девушку за плечо.
– Ты такая неуклюжая, птичка, – стараясь сдержаться, произнес Забини.
Юноша знал, что ничего не потерял. Любой домовой эльф знает заклинание, способное восстановить сломанную вещь, и Блейз понимал, что не лишился ничего. Вот только Чарли этого не знала… Она стояла, стараясь не шевелиться, проклиная собственную глупость и пугливость. Девушка вновь почувствовала, что больше всего на свете желала бы провалиться, исчезнуть. Все чаще когтевранка думала о том, что жизнь ее приносит лишь страдания…
– Хозяин, я… Простите, хозяин, простите, – прошептала она, попытавшись нагнуться, чтобы собрать разлетевшиеся осколки.
Блейз не дал ей упасть на пол, не дал ей опуститься вниз. Его сильные руки обвили талию девушки, властно пододвинув ее ближе к себе. Чарли почувствовала, что к горлу ее подкатывают слезы, что становится трудно дышать. Холодок пробежал по спине, точно кто-то кинул ей за шиворот кусок льда. Забини наигранно нежно провел рукой по щеке рабыни, стараясь хоть немного успокоить ее, удержать так и рвущиеся наружу слезы обиды.
– Тихо, птичка, тихо, – произнес он, ближе прижимая девушку. – Мне нужно тебя наказать, вот и все.
Чарли застыла, боясь шевельнуться. Она не знала, что ждет ее за такой проступок, не знала, что придется вытерпеть. Вот только тело шептало ей, что это будет больно, мучительно для ее ослабленного организма. Но что рабыня может сделать против своего господина? Всего одно его слово, и она должна падать ниц, одно слово, и она должна раздеться, лечь на кровать, делать то, чего он от нее хочет.
Какое приятное стечение обстоятельств. Вот уже несколько ночей Забини лежал рядом с рабыней, прижимался к ней всем телом, но не смел утолить томящееся в груди желание. Забини мечтал, что однажды девушка сама придет к нему, потому не хотел насиловать ее… Пока врач не позволит. Сейчас же у него есть повод для наказания, для того, чтобы взять ее, не смотря ни на что. Похоть затмевала взгляд, не давала думать о том, что рабыне может быть больно или некомфортно в его объятьях.
– Простите, – только и произнесла девушка, заливаясь слезами.