I'm a slave for you

Stormborn

Зачем Драко заставляет служанку поить девушку оборотным зельем, пряча от чужих глаз? Ясное дело, что он скрывает кого-то под личиной несчастной девчонки… Очень важную грязнокровку.

Сомнений в чистоте крови раба не было. Ошейник на шее подлинный, несомненно, выполняющий нужную поисковую функцию. На скорую руку такого не изготовить. Их надевают только на грязнокровок, только с их полумаггловской кровью он может нормально функционировать.

А что, если это и не девушка вовсе? В этом есть смысл… Драко Малфой – представитель знатного чистокровного рода великих волшебников – гомосексуалист. У юноши есть веские причины скрывать свою ориентацию. Это объясняет и то,

что он до сих пор холост и даже не имеет наследника… Теодор прочно знал, что у Крэбба есть, как минимум, пять малышей от собственной прислуги, и все они выглядят почти одинаково… Он оплачивает их обучение, водит на приемы к дорогим врачам… Как и многие аристократы…

«Да это абсолютная чушь. Мы же учились вместе с Драко. Он постоянно пялился на ту грузную Паркинсон и ее подружку – Дафну. Кажется, ему и Грейнджер приглянулась. В большом зале он частенько поглядывал в ее сторону. Но кто знает? Может быть, он любовался Поттером или Уизли?»

В школьные годы Гермиона нравилась многим соученикам. Умная, сильная девушка приковывала всеобщие взгляды. Теодор часто виделся с ней в библиотеке, пересекался с девчонкой взглядом. Бывало, что у них даже завязывался недолгий разговор на тему той или иной книги или рецепта необычного зелья. Она была интересной и веселой девчонкой, слишком наивной и доброй для магического мира, слишком… Праведной для такой жизни.

Внезапно Тео остановился в дверях перед маленькой комнатушкой… Разгадка пришла в голову неожиданно, словно стрела охотника, попавшая прямо в цель. Она перевернула мысли в голове юноши, заставила каждый мускул в теле онеметь от дикого восторга, накрывшего его, точно волна.

Ну конечно! Ведь Драко поймал Гермиону… Тогда бы все сошлось воедино, слилось в правильную мысль… Сколько затрат ради одной грязнокровки, столько сил на нее потрачено, столько денег и ресурсов… Малфой никогда не отличался щедростью миссионера, а уж если тратил сбережения, то только по делу да в умеренных количествах. Насколько Теодор помнил девчонку, она всегда была упряма, чем вполне могла спровоцировать Драко на страшную жестокость.

Брюнет осторожно отворил скрипучую старую дверцу и вошел в комнату, закрыв ту за собой. Гермиона мирно спала на кровати, чуть подрагивая от возвращающейся чувствительности. Длинные светлые волосы раскиданы по подушке, а щеки покрылись нежным пунцовым румянцем. Ее небольшая грудь томно вздымалась после каждого тяжелого вздоха.

Гермиона под личиной Джеки казалась нескладной юной девчушкой, обычной и неинтересной, словно полевая ромашка. Теодор невольно вспомнил прошедшие школьные годы… Если только догадка его окажется верна.

Гордая и красивая в своем упрямстве гриффиндорка с ласковым взглядом, бархатной кожей и звонким голоском… В школьные годы Гермиона нравилась многим мальчишкам, она разбивала сердца слишком умело для взлохмаченной девчушки. Разумеется, слизеринские ребята не обсуждали хорошеньких грязнокровок… Единственное, что выдавало их отношение к девушке – глаза. Драко, Забини, Нотт… многие чистокровные волшебники восхищались Грейнджер. Безмолвно и ненавязчиво восхищались.

Гриффиндорка вновь сделала глубокий вдох, желая набрать воздуха. Ее небольшая грудь еле заметно приподнялась, а на губах, кажется, показалась тень улыбки, насмешка над ситуацией, над жизнью в новом обществе…

«Она просыпается», – подумал Теодор. Веки девушки затрепетали, точно крылья умирающего мотылька. Глаза неохотно открылись и сощурились, прячась от яркого солнечного света. Гермиона обвела взглядом скромную маленькую комнату и остановилась на юноше… Взгляд сонных зеленых глаз внезапно

превратился в затравленный взгляд пойманного зверя. Слабая, обессиленная гриффиндорка приоткрыла сочные розовые губы и тонким, срывающимся голоском спросила:

– Теодор?

Юношу сковало неповторимое чувство. Сомнений не осталось… Это Гермиона Грейнджер, это определенно она… Ее голос Тео мог узнать из тысячи, пройди хоть сотня лет с момента их последней встречи. Как же жаль, что он не видит ее лица, ее настоящего лица, которым оно было и осталось… Как-то раз, сидя в библиотеке вместе с Гермионой, он нарисовал в тетради по зельеварению ее серый карандашный портрет. Эту старую, давно пожелтевшую бумажку с неровным краем Нотт хранил в верхнем ящике своего рабочего стола.

– Да, это я, – кивнул он ей.

Гермиона удивленно раскрыла глаза, а затем опустила взгляд вниз, уставившись на собственные ноги, скрытые одеялом. Разум ее еще не очнулся ото сна, не привык даже к такому скудному свету и липкому ощущению воздуха на коже… Девушка чувствовала себя грязной, пропитанной собственной кровью тряпкой, что покоится у ног старого палача…

– Он, что… Подарил меня тебе? – спросила рабыня, слегка подрагивающим севшим голоском.

– Нет, – Тео медлил с ответом. Он стыдливо отводил глаза и хмурил брови, не зная, что сказать перепуганной девушке. – Ты на лечении. Я теперь… Доктор.

Гермиона подняла удивленный взгляд на Тео, а затем опустила его на собственные руки… Что такое? Почему они все в веснушках, почему кожа такая розовая? Девушка принялась разглядывать собственное тело. Ощупывать свою шею, осматривать скрытые ноги… Ослабленная рука коснулась волос и с ужасом поняла, что это не ее прежние волосы, нет… Гриффиндорка зажала в ладони густую русую прядь слегка вьющихся локонов Джеки.

Она открыла рот, готовясь что-то произнести, но ее прервал стук в парадную дверь. Пуффендуйка вернулась, выполнив символическую просьбу Теодора. «Почему так быстро? Дженна обещала, что задержит ее у себя на часок, на два…» – подумал юноша. Слизеринец взглянул на часы и понял, что время его давно истекло. Он услышал, как открылась старая скрипучая дверь, как ножки девочки засеменили по деревянным ступеням, ведущим вверх.

– Я сделала все, как вы просили, мистер Нотт…

Джеки застыла в дверях, удивленно воззрившись на очнувшуюся «сестру». Малышка не знала, что сказать, что сделать, как скрыть страшную тайну хозяина от посторонних ушей… Но самым главным для нее было желание скрыть досаду, что так неуместно показалась на миленьком личике…

– А вот и ты! Твоя сестра Рики проснулась. Удивительно, правда? Я только что заглянул, – быстро выпалил Теодор.

– Ох, да! Рики! Я так волновалась… Теперь, когда она очнулась, мы должны будем… Вернуться обратно, – залепетала девчушка.

Гермиона услышала слово «обратно» и в горле словно застрял комок снега. Комок жгучего, липкого снега, причиняющего неимоверную боль, мешающего вздохнуть, произнести что-либо… Он рос с каждой секундой тишины, давил на гланды, обещая забрать голос грязнокровки.

– Сэр, выйдите ненадолго, пожалуйста. Рики так устала! Ей нужно переодеться, и мы отправимся…

Джеки хотелось вытолкнуть Теодора из комнаты, пока Гермиона не ляпнула что-то, но как? Она ведь грязнокровка… Ей недозволенно трогать чистокровных волшебников, заговаривать с ними первой. Девчушка воззрилась на юношу своими огромными зелеными глазами и невинно захлопала длинными ресницами. Как же пуффендуйке хотелось остаться! Остаться здесь навсегда, вместе с Теодором… Холод и тьма Малфой Мэнора пугала бедняжку, заставляла трястись по ночам…