I'm a slave for you
Шрифт:
– Впрочем, это неважно. Даже если ты думала о своем ненаглядном Уизли или Поттере, сейчас я это исправлю. О, грязнокровка, я заполню собой все твои порочные мысли. У тебя просто не останется сил даже думать о других мужчинах…
Слова его походили на угрозу. Драко хищно запрыгнул на кровать и остановился в миллиметре от лица грязнокровки. Он долго вглядывался в ее испуганные глаза, готовые залиться слезами, закрыться в надежде опуститься в спасительную темноту собственных век и потеряться в ней навсегда… Словно грязные воды озера, воды, так
Казалось, что Драко наслаждается своей властью, наслаждается почти осязаемым страхом Гермионы, но так только казалось. Юноша ласково погладил девушку по щеке, смахивая слезы, затем опустился вниз, к ее бедрам, не разрывая взгляда. Порочный контакт длился целую вечность. Резко вскочив, слизеринец начал безжалостно разрывать платье девушки, сыпля кусками дорогой материи в разные стороны.
Гермиона попыталась успокоить разбушевавшегося юношу, пыталась схватить его за мускулистые руки, но все попытки справиться со зверем оказались тщетны. Ее жалкие силы не могут противостоять той мощи, что скрыта в мышцах обезумевшего… Она пронзительно крикнула:
– Драко, пожалуйста, успокойся! Ты пьян…
Юноша в момент остановился и замер, словно услышал что-то неописуемо ужасное. Он неприятно оскалился и, ловко подскочив к ней, со всей силы ударил Гермиону ладонью по щеке… Комнату оглушил громкий противный шлепок. Несчастная гриффиндорка собиралась что-то сказать хозяину, но Драко схватил черный лоскуток разорванного платья и нещадно затолкал его девушке в рот, рассчитывая на тишину, на сдавленное мычание.
– Заткнись! Замолчи, Грейнджер, замолчи же! – неистово кричал он.
Драко схватил перепуганную гриффиндорку за горло и грубо вжал ее в кровать, надавив на измученное тело. Гермиона начала задыхаться, сдавленно кашлять сквозь самодельный кляп. Она подняла полные страха глаза на красивого юношу и тут же притихла… Его платиновые длинные волосы непослушно растрепались, и Малфой снял тугую резинку, стягивавшую их. Длинные пепельно-золотые локоны рассыпались по широким плечам юноши, и он, аккуратно опустившись поближе к девушке, прошептал севшим от крика голосом:
– Не бойся меня, не надо… Я обещаю, львица, тебе понравится, но только если ты не станешь сопротивляться.
Странно было слышать эти слова после полученных ударов… Но так уже бывало и раньше, да… Распаленный юноша провел горячей рукой по припухшей щеке красавицы. Алкоголь, выпитый на приеме, туманил его разум, мутил четкую картинку в глазах, превращая ее в смазанный набор красок и силуэтов, далеких от реальности. Казалось, что сдержанный и холодный аристократ превратился в дикого неистового тигра, готового пожрать свою добычу.
Драко нежно приложил горячую ладонь к животу Гермионы и провел рукой вверх, наклоняясь к округлой груди. Он зажал зубами ее сосок, чуть посасывая, принялся ласкать нежную кожу груди своими горячими руками, рассчитывая получить хоть слабый отклик. Пульсирующее
Возбужденный до предела юноша по-животному зарычал, хватая Гермиону за волосы, притягивая ее к себе. Он приблизил свои губы к ее, собираясь поцеловать рабыню, но вспомнив про лоскут платья, покоящийся там, решил обойтись без ненужной ласки, пропустить ее.
Драко ловко подхватил стройные ноги гриффиндорки и закинул их вверх, загибая к самой голове бедняжки. Острая боль пронзила икры и бедра Гермионы, точно кто-то пырнул ее ножом, окропил простынь кровью. Девушка никогда не была особенно спортивной и уж тем более – гибкой, словно древесная ветвь, но Драко не обращал внимания на слезы горе гимнастки.
Малфой нетерпеливо приблизил свое красивое бледное лицо к ее стройным бедрам, проводя ловким языком влажную дорожку от ямки пупка и до чувствительного бугорка Гермионы… Но не спешил с удовольствием, нет. Он дразнил ее, мучил ожиданием, радовался собственному обману, точно дитя.
Она протяжно простонала, крепко вцепившись тоненькими пальчиками в простынь. Эта сладкая мука продолжалась еще долго, томила ее лоно. Малфой играл с ней, то проникал языком внутрь Гермионы, то ласково проводил его кончиком по ее нижним губам или клитору, вызывая непроизвольную дрожь во всем теле. Зачем это так приятно, зачем? Каждое движение умудренного любовным опытом юноши приносило Гермионе сладостное, порочное наслаждение, согревающее нутро красавицы… Точно адское пламя, точно костер инквизиции…
Драко чуть приподнялся и медленно вошел в Гермиону, двигаясь осторожно. Он принялся медленно, аккуратно двигаться навстречу сладким ощущениям. Воздух наполнялся запахом пота, чем-то звериным и древним, как сам мир. Зверь, живущий внутри сдержанного юноши – наконец вышел наружу, показался на свет и возликовал, улыбнувшись свободе. Он радовался и резвился на воле, боготворил каждое мгновение свободы, каждую секунду вне заточения. Дыхание Драко пахло дорогим коньяком, выпитым в поместье Темного Лорда.
Юноша ускорил движения, набрал темп. Он грубо вколачивался в покрасневшую красавицу, заставляя ее стонать все громче и громче, все сильнее цепляться за простынь, пока та с треском не порвалась на двое. Лоскуток ткани, что юноша затолкал девушке в рот, промок от слюны и выпал, шлепнувшись о холодный пол. Гермиона тихо постанывала, стараясь держаться потише, не злить хозяина, не распалять в нем пламя страсти еще сильнее.
Драко последний раз удовлетворенно зарычал, точно дикий кот, поймавший заплутавшую в ночи мышку. Он грубо двинулся Гермионе навстречу, входя на всю длину и причиняя легкую боль, затем замер, излившись в нее. Конец приходил так нескоро, забирал последние силы…