И аз воздам
Шрифт:
— Для начала, — хмуро отозвался тот, — я бы хотел сказать, что с вашей стороны было бы крайне любезно поставить меня в известность относительно того, какие служители и в каких количествах присланы вместе с вами. Тем паче, если оные служители — не просто следователи или помощники.
— Вы не выспались? — осведомился Курт так подчеркнуто любезно, что обер-инквизитор поморщился, точно от прострела в пояснице. — Мне сложно подобрать иное объяснение тому, что слышу. Напоминаю снова: в этом душном городке я нахожусь по распоряжению лично Бруно Хоффмайера, ректора академии святого Макария, и Антонио Висконти, папского нунция в нашей благословенной
Несколько мгновений Нойердорф смотрел ему в глаза неотрывно сквозь злой прищур, и помимо раздражения, было в этих глазах что-то еще, что-то не то… Испуг?.. Растерянность?..
— Прошу извинить, — наконец, выговорил обер-инквизитор, чуть сбавив тон. — Но поймите и вы меня, Гессе. В нашем городе убивают служителя, который de facto прибыл, дабы уличить меня в измене либо халатности, после чего являетесь вы…
— Я уже говорил, что направлен сюда исключительно ради выяснения обстоятельств исчезновения Георга Штаудта, — отозвался Курт, тоже смягчив голос — нарочито и демонстративно, дабы дать понять, что едва не вспыхнувший конфликт отринут, но не исчерпан. — И передо мною не стоит цели во что бы то ни стало ущучить вас singulatim [37] или здешних служителей in universum [38] .
37
в частности (лат.).
38
вообще, в целом (лат.).
— С вами прибыл expertus, — мрачно произнес Нойердорф, выразительно посмотрев на молчаливую ведьму напротив себя. — Коего вы моему подчиненному представили как лекаря.
— Она и есть лекарь, — кивнул Курт. — Чья первоочередная задача — печься о моем здравии. Я надеюсь, вы не станете допытываться от меня, в чем именно это самое здравие претерпевает расстройство?
— Нет, — натянуто и холодно улыбнулся обер-инквизитор. — Думаю, этот вопрос уж точно не является моим делом, Гессе.
— Все остальные вопросы — тоже, — произнес он ровно и поднялся, кивнув: — Если это было единственным, что вынудило меня отнимать у вас время — с вашего позволения, Нойердорф, я покину вас, дабы продолжить службу.
— Да, — кисло отозвался обер-инквизитор, отведя взгляд в сторону и явно с трудом сдерживая раздражение. — Как я понимаю, о том, что вам удалось выяснить и удалось ли — вы мне не расскажете… Стало быть, да. Это все.
— Чудно, — широко улыбнулся Курт, взглядом велев Нессель следовать за ним, и развернулся к двери; уже на самом пороге, взявшись за отполированную ладонями ручку, остановился и обернулся к столу: — Да, кстати. С чего вы взяли, что мой лекарь — expertus?
— Я на службе не первый десяток лет, Гессе, — по-прежнему хмуро ответил Нойердорф. — И не все, что юный оболтус вроде Петера может запросто принять на веру, так просто может одурачить меня.
Курт помедлил, глядя на угрюмое лицо хозяина Официума еще мгновение и, не попрощавшись, вышел в коридор. Нессель шагала рядом с ним, стараясь не отставать, не глядя по сторонам и уставившись перед собою, уже не пряча взгляд в пол, а высоко
— Как я справилась? — шепотом спросила она, когда тяжелые двери закрылись за их спинами, и Курт так же чуть слышно отозвался:
— Превосходно. Судя по твоему лицу, ты мысленно прикидывала, какими способами можно подвергнуть казни двух придурков, отнимающих твое драгоценное время, и вместе с тем решала, не стоит ли пристроиться поспать прямо перед столом обера, пока он несет свою ахинею. Из тебя получится отличный expertus: вести себя, как они, ты уже научилась, а по мнению многих из них, ничего более от их существования и не требуется.
Нессель поджала губы, бросив в его сторону напряженный взгляд, однако ничего не сказала, лишь ускорив шаг, чтобы не отстать, и Курт замедлился, с неприятным чувством отметив, что идет слишком быстро, будто стремясь как можно скорее уйти прочь от здания Официума.
— Как тебе обер? — спросил он уже серьезно. — Есть что сказать? Что-то в нем увидела, что-то особенное?
— Он в беспокойстве, — пожала плечами Нессель, и Курт усмехнулся:
— Это, знаешь ли, я заметил и своими собственными, простыми смертными очами. Ты видишь его… нимб? Какой он? Мне есть смысл его подозревать?
— Я не пророчица, — огрызнулась ведьма недовольно. — И думается мне, я начинаю понимать, почему ваши экспертусы относятся к вам столь досадливо… Я не волшебница, я не могу заглянуть в голову человека и увидеть его мысли или, подобно Господу Богу, прозреть время и узнать его прошлое. Говорю, что вижу, а вижу я только то, что он раздражен, встревожен и не находит себе места.
— Испуган? — уточнил Курт; Нессель снова передернула плечами:
— Скорее насторожен. И да: ты ему не нравишься.
— Ну, для этого, чтобы получить такую информацию, expertus‘ом быть не надо, — хмыкнул он. — Это нормально.
— Ему неуютно подле тебя, и одно твое присутствие раздражает его ужасно. Ему не по душе то, что ты делаешь. Его что-то тревожит и злит — он весь клокочет багрянцем. И он что-то утаивает, что-то такое, что не хочет раскрыть тебе. И… меня он опасается. Не скажу «боится», но я его настораживаю.
— Иными словами, на роль подозреваемого годится, — подытожил Курт; Нессель поморщилась:
— Я этого не говорила. Я сказала, что сказала, но это не означало «он убийца». Имей это в виду; не хочу, чтобы потом ошибку ты свалил на меня.
— За свои ошибки я привык отвечать сам, — возразил Курт и понизил голос, увидев впереди, у мостка, ведущего к Бергштадту, топчущегося на месте Ульмера. — Похоже, ты была права, и парень потащился сюда прямиком из трактира… Я начинаю понимать Нойердорфа.
— Ты ко всем столь презрителен, кто относится к тебе с почтением? Для него ты герой, легенда, а он для тебя всего лишь досадная неприятность только потому, что пытается быть предупредительным?
— До сих пор все, кто относились ко мне с почтением, либо оказывались двуличными мерзавцами и пытались в конце концов меня убить, либо мало отличались от бревна по степени разумности. Даже не знаю, какой именно из вариантов был бы утешителен в данном случае.
— Тебе больше пришлось по душе, если б этот человек вел себя неуважительно?
— В общем, да, — кивнул Курт. — В этом было бы больше честности. Уважение на пустом месте не появляется, а мы с ним недостаточно знакомы, чтобы он смог решить, есть ли ему за что уважать меня.