И аз воздам
Шрифт:
— А вот и гордость Бамберга, — провозгласил Ульмер, кажется, тут же позабыв обо всех печалях, и остановился, торжественно поведя рукой, будто без этого невозможно было увидеть четырехбашенную громаду собора, возвышавшуюся на вершине холма. — Императорский Собор [40] , поистине чудо Божьего благоволения и труда рук человеческих.
Нессель остановилась, подняв голову и глядя на уходящие ввысь стены с немым восхищением и с некоторым замешательством — на изображение нагих Адама и Евы на соборном портале.
40
Императорскими
— Когда освящали собор, — с воодушевлением продолжал Ульмер, — на церемонии присутствовали сорок пять архиепископов и епископов; никогда в истории Германии, Империи и вообще любого государства не было ничего подобного. Когда-то Бамберг был не просто провинциальным городком. Когда-то здесь бурлила жизнь! Когда-то на этом самом месте стояла военная крепость, и мне думается, в этом есть символ: этот Собор, дом Господень — наша крепость в борьбе с грехами человеческими и самим Сатаной.
— Если не ошибаюсь, он дважды сгорал дотла, — заметил Курт, подтолкнув Нессель в спину и направившись ко входу.
— Только во второй раз, — чуть обиженно возразил молодой инквизитор, спешно следуя за ними. — И в те годы собор был деревянным, посему здесь я символа не ищу.
— И это правильно, — одобрил Курт, входя внутрь и втаскивая лесную ведьму за собою.
Внутри собора Ульмер, наконец, прикусил язык, стараясь не нарушать тишины; все службы уже отошли, прихожане по большей части разбрелись по домам и делам, и под высокими каменными сводами было почти безлюдно и безмолвно. Нессель ступала неторопливо и осторожно, будто опасаясь неверным движением своротить массивные колонны или проломить каменные плиты пола; на редких людей вокруг она не смотрела и даже, кажется, вовсе не замечала их присутствия — впервые за все дни в городе.
— Бамбергский всадник, — все-таки не выдержал Ульмер; Нессель поморщилась на его шепот, однако промолчала в ответ, оглядывая возвышавшуюся на консоли фигуру неведомого короля в высоком седле. — Никто не знает, кого изобразил скульптор и кем был он сам; нигде не сохранилось его имени, нигде больше ни в Германии, ни в мире нет творений его руки: Всадник уникален.
— Живой… — тихо проронила ведьма, и на миг показалось, что она едва удержалась от того, чтобы протянуть руки к высоко стоящей фигуре; Ульмер горячо кивнул:
— Да, достоверность просто непостижимая! Порой мне кажется, что он вот-вот разомкнет губы и заговорит…
Курт бросил взгляд на сосредоточенное лицо Нессель, серьезно подозревая, что лесная ведьма имела в виду вовсе не талант скульптора, однако промолчал, не став развивать тему в присутствии сослуживца, лишь мысленно поставив себе зарубку на будущее. Отстраненно слушая Ульмера, что продолжал все тем же сдавленным шепотом вещать об истории и значимости уникальной скульптуры, он отступил чуть назад, всматриваясь в образ Всадника и пытаясь понять, отчего в нем самом, никогда не умевшем улавливать тонкие
— Майстер инквизитор! — нарушил тишину неприлично громкий голос, и на его обладательницу обернулись все, включая нескольких редких прихожан — недовольно хмурясь и глядя с неприкрытым упреком. — Le monde est petit [41] !
— О… — уныло пробормотал Курт и вывел на лицо подчеркнуто благожелательную улыбку, сделав несколько шагов навстречу Адельхайде.
Та приближалась летящим быстрым шагом в сопровождении едва поспевающей за ней молодой горничной, улыбаясь так жизнерадостно, что даже Ульмер рядом скривился, будто от скрипа ножом по стеклу.
41
Мир тесен (фр.).
— Кто это? — едва слышно спросил он, и Курт так же тихо отозвался:
— Вестник Апокалипсиса… Госпожа фон Рихтхофен, — поприветствовал он подчеркнуто учтиво, когда Адельхайда приблизилась. — Какая встреча.
— Судьба сводит нас с невероятной настойчивостью, майстер Гессе. Это неспроста и, надо сказать, крайне приятно.
— Вот радость-то, — согласился он кисло; на мгновение рядом повисла тишина, Адельхайда бросила выразительный взгляд на Ульмера, и тот смущенно кашлянул, ухватив Нессель за локоть:
— Идем, я покажу тебе Рождественский алтарь. Убежден, ничего подобного тебе видеть не доводилось; это, конечно, не Всадник, но все же завораживающее, невероятное мастерство. Глядя на лики на этом алтаре, душа пробуждает в себе самые благочестивые помыслы, что дремали в ней до…
Курт проследил взглядом удаляющуюся парочку, коротким кивком дав понять обернувшейся Нессель, что все в порядке и идет, как надо, и вопросительно уставился на горничную Адельхайды, отступившую на несколько шагов назад с видом исполнительного и прилежного солдата на плацу.
— Моя новая помощница, — сообщила графиня, вздохнув. — Лотта все же не вынесла этой работы и после пражской истории ушла на покой.
— Не могу ее осуждать, — пожал плечами Курт. — Она выжила чудом, и я вполне понимаю, почему женщине может, в конце концов, надоесть вечно подставлять шею вместо того, чтобы растить детей и спать по ночам спокойно, не боясь проснуться с ножом в животе.
— Такое и мужчине может надоесть, — возразила Адельхайда и кивнула вслед ушедшим: — Это и есть твоя ведьмочка? Симпатичная. Сколько ей лет?
— Двадцать семь или восемь.
— Неплохо сохранилась для женщины с ребенком, живущей в одиночестве в лесу; больше двадцати двух-трех бы не дала… Интересно, обходится травами, или это ведьминская натура?..
— Твое паломничество к Всаднику, — задумчиво вымолвил Курт, не ответив, — это лишь прикрытие, или за этим что-то стоит?
— Что именно?
— Не знаю… — неуверенно произнес он. — Но Готтер обратила на него чуть большее внимание, нежели просто на искусно выполненную скульптуру. Она сказала о нем — «живой»… Не «как живой», а именно это слово.