Шрифт:
Часть 1.
Наследство
– И смотри, сделай всё в точности, как я тебе сказала! – Голос говорившей совершенно не соответствовал её внешности. Он был сильным, с нотками властности, без той дребезжащести или скрипучести, что обычны для очень пожилых людей. А старуха, что лежала сейчас на смертном одре, была не просто стара, а очень – очень стара. Валентина Михайловна, сама давно уже разменявшая восьмой десяток, никогда не задумывалась о возрасте говорившей. Но мысли её неожиданно скользнули в далекую юность, и она с удивлением осознала, что тётка ее уже тогда была, что называется « в возрасте». – Сколько же тебе
– А сколько есть все мои они, Валька…
Слова пронзили Валентину Михайловну словно током. Вытаращив глаза, она с ужасом уставилась на старуху.
– Да, хватит уж, дура ты, Валька. Смотри, гляделки-то выпучила. Ты же вслух спросила.
Валентина Михайловна с облегчением выдохнула.
«Неж-то, и вправду вслух сказала? Совсем что-то с головой плохо становится» – подумала она. Но то, что тётка её была человеком не простым, могла подтвердить вся их деревня. Некоторые бабы, за глаза, называли тётку ведьмой. Ведьма не ведьма, а кое-чего тётка Варвара умела: боль снять, роды принять, травы всякие знала, опять же. В деревне её уважали, обращались исключительно по имени -отчеству. Стоя у кровати старухи, сама давно уже не молодая, имевшая трех внуков и пятерых правнуков Валентина Михайловна, внимала последней воле умирающей.
Не сказать, чтобы та сильно жаловалась на своё здоровье или болела. Выглядела тётка хоть и древней, но вполне ещё справлялась со своим не хитрым хозяйством. Вчера же, перед закатом, навестив родственницу, просила зайти ту назавтра, часам к трем пополудни. И вот, придя в назначенный час, Валентина застала старуху лежащей в постели во всем чистом, исподнем. Увидев вошедшую тётка объявила, что собралась сегодня помереть. На все уговоры она отмахивалась рукой и когда ей надоели причитания, просто рыкнула своим поставленным, зычным голосом на свою младшую родственницу, заставив последнюю замолчать на полуслове. А закончив свои наставления, взяла с родственницы слово, что та выполнит её волю. Дав обещание, Валентина Михайловна ушла домой, оставив старуху одну.
На следующий день, Варвару Прокопьевну Аннушкину нашли мертвой в своей постели без признаков насильственной смерти. Было Варваре Прокопьевне на этот момент по паспорту ни много, ни мало – 110 лет.
***
Автобус нещадно трясло и подбрасывало на ухабах. Дорогу от райцентра до деревни ремонтировали последний раз видимо ещё в прошлом веке и совсем в другой стране. Зато пейзаж за окном радовал. Мимо проносились то березово-осиновые рощи, то пшенично-ячменные поля. Лето было в полном разгаре. Автобус затормозил у остановки. До деревни оставалось еще около километра, которые нужно было пройти пешком.
Звук ПАЗика затих вдали, и наступила удивительная тишина. Нет, это не была тишина в полной мере. Звуки были: шелест листьев и трав, пение птиц, жужжание сумасшедше пролетающих мимо жуков, стрекот кузнечиков. Это была тишина для натруженных ушей заядлого горожанина редко бывающего вдали от города и не привыкшего к звукам природы. Эта «тишина» объяла молодую женщину, только что вышедшую из автобуса. Голова её на секунду закружилась от чистого воздуха и запахов цветущих трав, приносимых тёплым ветерком с лугов. Она ещё раз вздохнула полной грудью этот вкусный, сладкий воздух, поправила рюкзачок на плече и зашагала к деревне.
Дом подсказала продавщица магазина, по-видимому, единственного в деревне. Статная нарумяненная блондинка в синем переднике немного шепелявила. В этом был виноват отсутствующий передний зуб.
– Сресий (третий) дом справа, не перепутаесе. Там, у ворот берёска примесная (берёзка приметная). А вы как, по делу, иль в госси (гости)? Россвенниса (родственница) какая?
– Да. Родственница. Дальняя. Спасибо!
Молодая женщина, щурясь, вышла из неуютной утробы магазина на яркий солнечный свет и направилась в сторону нужного ей дома. После жаркого полудня, оказаться в прохладе комнаты казалось совершенным блаженством. Валентина Михайловна, маленькая, щупленькая старушка, хлопотала у стола, накрывая к обеду.
– А я тебя ждала– ждала, да поди все жданки уж и кончились! – говорила она, накладывая в глубокую, с ромашками по ободку, фаянсовую тарелку холодную окрошку с квасом. – Почитай два месяца прошло, как тётка Варвара-то померла,– она утерла платком в уголке глаза набежавшую слезу и, повернувшись в красный угол, скромно перекрестилась. – Царствие ей небесное, Варваре нашей!
– Никак не получалось у меня раньше приехать, тёть Валь! Вот отпуск получила и сразу сюда. Мне работу терять никак нельзя. Я одна и положиться мне не на кого. Сама о себе забочусь. Вы лучше расскажите мне про бабушку. Я ведь ничего ни о ней, ни о своих родителях не знаю. В детдоме мне ничего не говорили о них, а выяснилось – вот как!
– Да, не бабка она тебе.
– Как это? Вы же сами писали мне. И… про дарственную писали на дом!
– Не бабка, а прабабка. А на счет дарственной, так ты не волнуйся, есть она. Сейчас покажу!
Старушка выдвинула верхний ящик старинного комода и достала оттуда картонную коробку из-под обуви. Открыв её, она аккуратно развернула документ и протянула его Соне. В документе действительно указывалось, что Варвара Прокопьевна Аннушкина 1908 года рождения, дарит ей, своей правнучке Софии Сергеевне Александровой, дом в деревне Николаево Александровского района N-ской области. Заверено нотариусом Петровым Г.В.
– Тёть Валь, а у вас фотографии прабабушки или моих мамы с папой есть? Вы ведь знали их всех? Расскажите.
– Есть какие-то фотокарточки. Сейчас, достану, принесу.
Старушка ушла в смежную комнату, откуда послышался скрип открываемой дверцы. Гостья же тем временем трепетала от происходящего с нею. Когда Соня получила письмо от Валентины Михайловны, это был словно гром среди ясного неба. Конечно, в детстве она, как и все детдомовские дети, думала о маме и папе, сочиняла истории о них и мечтала о любви и родительской ласке. Но шли годы. Школьный выпуск, учеба в техникуме, работа, заочно институт. Началась взрослая, самостоятельная жизнь и к своим двадцати трём годам Соня давно уже перестала надеяться узнать хоть что-то, о своем прошлом. И вот она держит в руках документ, который свидетельствует, что близкие люди были. И они знали о ней, о её существовании! К горлу подкатила горечь обиды на них.
В комнату, шаркая ногами, вошла старушка, водрузила на стол увесистый альбом зеленого бархата и открыла его. Сразу, на первой странице, располагались две пожелтевшие фотографии. Старушка ткнула крючковатым пальцем в лицо на первой фотографии.
– Вот она, Варвара Прокопьевна, твоя родственница и прабабка.
Соня вгляделась. Из глубин прошлого на неё смотрела миловидная, темноволосая женщина. Фотограф запечатлел её сидящей на стуле. Скромно сложив на коленях, обтянутых темной юбкой, натруженные руки она улыбалась милой, застенчивой улыбкой. Рядом, по хозяйски положив на её плечо руку, стоял коренастый мужик с усами, как у Чапая, в папахе заломленной на затылок, гимнастерке, галифе с лампасами и сапогах.