И будем живы
Шрифт:
— Ну да, с братками… Это кто кого тогда конвоировать будет?
— Не, Виталич, от нас проблем не жди. Мы с Саней у тебя и так в долгу, а если сейчас согласишься, вообще не знаю, как рассчитываться будем. Тут твой прямой интерес есть. Я слышал, чечены какого-то приезжего чувака с пистолетом Стечкина ищут. Он им за наглость зубы возле горотдела полечил. Ты не в курсе, кто бы это мог быть? — весело прищурился Князь. — Так что, если будешь из города на перекладных выезжать, можешь попасть в большие непонятки. Тебе по любому надо теперь рубоповцев просить, чтобы за город вывезли и где-нибудь на трассе в автобус подсадили. А мы все нормально сделаем…
Рано
Возле милицейского крылечка уже топтался Чудик. Он с нескрываемой гордостью показал Игорю стоящую неподалеку белую «Тойоту-Корону», за рулем которой сидел сотрудник ГАИ в полной форме.
— Вот, ребята постарались. Без проблем доедете, быстро. Там, в салоне — и покушать и попить — все есть, чтобы не останавливаться зря. У Генки (его Генкой зовут) и браслеты есть, классные, японские.
— Вот, артисты! Вы где форму-то взяли?
— Как, где? Да он — настоящий гаишник. Ты не волнуйся. Он не криминальный. Он нам на перегонах машин помогает, копеечку для семьи зарабатывает. Нормальный парень.
Видимо, запас эмоций, связанных с удивлением, у Игоря в этом городе уже иссяк. Он молча пожал плечами, забрал у Генки наручники и отправился за Князем. Но, перед тем, как пройти к камерам в сопровождении дежурного, на пару минут заглянул в туалет. Там он, расстегнув куртку, вынул из-за пояса свой АПС, убедился, что патрон находится в патроннике и сунул пистолет обратно. Куртку застегивать не стал. Подумав секунду, снова протянул руку к пистолету и подвинул оружие так, чтобы ствол не упирался в бедро, а смотрел немного назад. Мало ли что…
Обнявшись с Князем, и заботливо придержав ему дверцу, пока тот в наручниках неловко усаживался на переднее сиденье, Чудик неожиданно попросил Игоря отойти в сторонку на пару слов.
— Виталич, ты на посту ГАИ, на выезде из города сильно не светись. Генку, конечно, останавливать не станут, но мало ли что…
— Боитесь, что к вашему приятелю у коллег вопросы появятся?
— Да, не… какие тут вопросы? У них каждый второй так подрабатывает. — Чудик глянул на Игоря неожиданно серьезными, ясными, без обычного выражения наивной дурашливости глазами, — Просто, если с поста кто-нибудь чеченам отзвонится, они вас до Владика три раза догонят. Или там встретят.
— Хорошо, я понял.
— И еще… Короче, спасибо тебе, Виталич, за Саньку…
— Да не за что. Давай, напиши какую-нибудь явку с повинной, обещаю, что и тебя отвезу на самолете, — отшутился Игорь,
— Я не за это. Не за этап, а… То есть… за этап тоже, но… — Чудик то ли в мыслях запутался, то ли нужных слов не нашел, — Короче, спасибо! — махнул рукой, развернулся и стремительно пошагал к стоящей неподалеку второй иномарке.
Элегантная, просторная, мощная «Корона» летела по асфальтовому шоссе в гобеленовом тоннеле приморской осенней тайги. Над серым полотном взметывались и умирающими мотыльками вновь опадали мелкие зубчатые листочки, слетевшие с узловатых ильмов. В ярко-красных перьях не до конца облетевших ветвей рябин темно-багровыми и оранжевыми пятнами мелькали их тяжело склонившиеся гроздья. Желтыми, алыми и лиловыми пятернями лениво помахивали вслед с обочин огромные листья кленов.
Низкий, бархатисто-хриповатый голос заполнял салон, напевая о простых человеческих делах, о мужчине и женщине, встретившихся, чтобы защитить друг друга от одиночества. О том, что от одиночества не всегда можно спасти, но его можно хотя бы разделить и согреть.
ВродеИгорь усмехнулся про себя. Вот ведь, оказывается, даже о ножах можно петь по-доброму, не выдергивая из милицейской памяти фотографически четкие картинки лежащих в лужах крови тел… и не думая о тех, кто точит свои кинжалы персонально для тебя.
— Кто это поет?
Он не интересовался блатными и полублатными песнями, расплодившимися в последнее время под именем русского шансона, но хорошо знал голоса и творчество лучших российских бардов. Эти же песни были ни тем, ни другим. Они были совсем иными.
Поразительно точно попав в настроение, уже не по металлическим струнам, а по самым его нервам зацепил-заскользил смычок печальной, обволакивающей, оплетающей голос певца скрипки. Удивительной скрипки! Струилась, лилась, вроде бы и незатейливая, но невероятно пронзительная мелодия, то рассекая уставшую от бесконечной борьбы и чужой злобы душу Игоря, то согревая ее своим живым теплом. И удивительно было, что слившиеся воедино голоса скрипки и неизвестного певца одинаково завладели и притихшим за рулем Генкой, и сидящим в наручниках Князем и то ли охраняющим их, то ли охраняемым ими опером.
— Шуфутинский. Михаил Шуфутинский, — после долгой паузы ответил Князь. — Кстати, наш земляк. Когда-то жил и пел в нашем городе.
— О, черт, — озабоченно завертел головой Генка. — Саня, глянь, кто это может быть?
Какая-то машина стремительно нагоняла их «Тойоту», будто они не летели по шоссе с минимальной скоростью в сто двадцать километров в час, а ползли на первой передаче.
Князь развернулся на своем сиденье, напряженно вглядываясь в бликующее от солнечных лучей заднее стекло. Игорь, специально усевшийся за их спинами, чтобы контролировать обоих, теперь решал еще более сложную задачу. Нужно было и оценить, кто сел им на хвост, и принять меры на случай, если все это — начало разыгранного дружками Князя спектакля. Вряд ли они пойдут на крайние силовые меры, не тот случай. Но фантазия у этих ребят богатая. А если их все-таки вычислили так и не утолившие свою мстительность чеченцы, то все могло повернуться вообще очень круто. Достаточно вспомнить сценку в дежурной части горотдела и рассказы рубоповцев.
В любом случае, Стечкин уже лежал у хозяина на коленях, прикрытый полой снятой в теплом салоне куртки. Игорь, чертыхнувшись про себя, с тоской вспомнил об оставленных в родной оружейке четырех запасных обоймах. Еще восемьдесят крепеньких, лоснящихся, вполне надежных в ближнем бою патрончиков… Но кто же знал, что так все обернется в самой обыкновенной командировке?
— Это Чудик, — проговорил Князь, и неожиданно дрогнувшим голосом добавил, — не выдержал все же, бродяга…
Легкая стремительная «Субару-Леоне» поравнялась с «Короной».
Чудик не смотрел на дорогу, будто и не летел по ней, как сумасшедший. Если бы впереди оказался поворот, он просто ушел бы в кювет по прямой. Генка, осторожно глянув на Игоря в зеркальце заднего вида, сбросил скорость километров до шестидесяти.
Чудик не делал знаки остановиться, не махал рукой, ничего не говорил. Он просто ехал, и неотрывно смотрел на Саньку, подавшегося навстречу другу. Его широкое, раскрасневшееся лицо закаменело, а из маленьких, почти зажмуренных от душевного напряжения глаз, ручьем текли слезы.