И будем живы
Шрифт:
Когда они уходили, Ахмед остановился, бросил взгляд на обнаженное, испятнанное следами от ударов и ожогами от сигарет тело Людмилы, сжавшейся в комок на полу у стены, на ее мертвенно застывшее лицо, и деловито сказал:
— Прикончи ее. Только, без стрельбы. А то соседи сбегутся.
— Да ладно, ты! Как она орала — уже бы давно сбежались, если б захотели, — рассмеялся Аслан, — да тут в подъезде только наши остались. А она очухается, может быть, еще пригодится… Тебе понравилось, а, шлюха? — Носком ботинка Аслан приподнял голову Людмилы за подбородок.
Ее глаза оставались неподвижными, но разбитые губы еле слышно прошептали:
— Мразь.
— Слышал? — недовольно буркнул Ахмед, — Делай, как тебе
Аслан презрительно покосился ему вслед, вынул из специального кармана камуфлированной куртки пистолет, рванул затвор. Пошарил по комнате глазами. На полу возле дивана валялась сброшенная подушка.
Он бросил ее в лицо Людмиле:
— На, закройся, если страшно. Ну что: теперь ты жалеешь о том, что не послушала меня?
Та даже не подняла руки. Но взор ее стал осмысленным. Отхлынула муть боли и страха из отцовских, цвета спелой вишни, когда-то светившихся нежностью и добротой глаз. Растаяла завеса ужаса перед смрадной глубиной нечеловеческой подлости. И заблестела в них холодной сталью пронзительная, смертоносная, как клинок боевого ножа, ненависть.
— Я…сделала…правильно… ты…мразь…
Аслан наклонился, злобно рванул ее за щиколотку и, оттащив девушку от стены, наступил ей ногой на живот. Снова швырнул подушку в лицо, словно желая погасить этот горящий презрительный взгляд, и уткнул пистолет в мягкую поверхность.
Выстрел прозвучал глухо. Никто его не услышал.
Да и услышал бы?…
На улице, прикурив сигарету и с удовольствием затянувшись, Ахмед сказал:
— Слушай, а зачем тебе квартиру искать? Чем эта плоха?
— Двухкомнатная? Да если у нас с Лейлой дело и дальше так пойдет, нам скоро и трехкомнатной мало будет. А эту давай для себя оставим — если повеселиться надо будет, не придется место искать. Завтра я пару русаков у отца возьму и сюда отправлю, чтобы падаль выкинули и порядок навели.
— Хор-рошая идея! — рассмеялся Ахмед, — вторая за день. Ты у нас мудрый, словно аксакал!
Находка
От водки Игорь отказался, твердо зная, что российский «ерш» — напиток не для него.
— Если я намешаю, то завтра утром вы без всякой стрельбы будете иметь на руках мой труп. Я лучше чисто по пивку пройдусь.
Мужики пожали плечами, но особенно не настаивали. В выборе своем Игорь не прогадал, пивко здесь было неплохое. Так что, он с удовольствием пил, сколько наливали. Жевал сушеные деликатесы. Слушал. Выпитое и съеденное переваривалось легко. Услышанное — гораздо труднее. В то, о чем говорилось за этим столом в бомжеватой, явно используемой в качестве конспиративной, квартире, поверить было сложно. По всему выходило, что целый город и огромный, стратегически важнейший российский порт на Дальнем Востоке, за тысячи километров от Чечни, оккупировала банда чеченцев. Оккупировала внаглую, в открытую, не стесняясь в средствах для укрепления своей власти. Действуя так, что знаменитые сицилийские мафиози по сравнению с ними казались просто слюнявыми щенками, воплощением чести и добросердечия. И все это — при явном попустительстве, если не прямой поддержке центральной власти.
— У нас тут уже открытая война идет. «Спортсмены» против чеченцев. Каждая из группировок выкупает дома, квартиры, к своим поближе. Уже практически целые улицы под контролем. Патрули свои вооруженные ходят. Чужому по улице не пройти. Даже если простой человек, но не на этой улице живешь — заворачивают без лишних разговоров. А непонятливым по башке настучат — и все делается понятно.
Охотятся друг за другом. Перестали даже ездить по одному, потому что стали пропадать без вести. Чечены более открыто сначала действовали, акции устрашения проводили: расстреливали кого дома, кого на улице. Вызовут бригаду из Грозного, все для них подготовят. Те отработают — и домой. А у всех местных — алиби, как на выставку. Но недавно чечены втроем ехали, их милицейская машина остановила. Вроде бы милицейская… Мы потом пробивали, нет у нас в городе такой. Ребята в патрульной форме и в камуфляже задержали этих троих. Все, как обычно: рожами в асфальт, браслеты… Погрузили в свою машину и в ту, на которой чеченцы ехали. И ку-ку! До сих пор их ищем.
На оперов, на участковых, которые пытаются в эти дела свой нос сунуть, тоже наезды нешуточные. Одному уже предупреждение вынесли: из автомата через дверь… Случайно жив остался. Так он даже руководству докладывать не стал, и соседи молчали в тряпочку. Мы только через несколько дней по низам узнали.
Окончательно ситуация сломалась, когда они сумели через Москву внедрить в городскую прокуратуру своего человека, на должность зама. Нормально, да? «Это я, почтальон Печкин, я вам нового сотрудника принес, почтовым переводом!». Прокурор края рогом упирался, сколько мог. Ну и получил по рогам, чтоб не дергался в другой раз. В общем, напомнили ему, где столица, а где наше Простоквашино. Представляешь, сколько бабок они ввалили, чтобы эту комбинацию провернуть?! Но расчет простой: они эти бабки тысячу раз уже отбили. А городской прокурор сразу понял, чем дело пахнет. По форме — вроде как он еще у руля, а по факту — скис, в уголок забился. Зам рулит, а он только под готовые решения подписи ставит. Но им так даже удобней.
— А зачем им это надо?
— Как зачем? Раньше все вопросы силой решали, стволами или ножами. Очень любят ножи… кайф им от этого что ли, кровью чужой залиться? Истычут человека, как пьяный мясник свинью…Но каждый убой все же — шумиха, скандал. А зачем в открытую наглеть, когда можно под маркой закона свои вопросы решать? Задергался против них какой-нибудь чиновник — бах — прокурорская проверочка. Не дошло сразу до предпринимателя, что от него нужно — хлоп — одна комиссия за другой А кто у нас в стране без греха? Ну а если оказался человек сильно непонятливый, или не удалось по серьезному прикопаться, тогда уже боевики вопрос решают.
— А наш брат?
— А что — наш брат? Где ты видел мента, которого с помощью прокуратуры заплющить нельзя? Вон начальник одного отделения на хвост чеченам наступил: вытряс гаражик, где иномаркам номера на агрегатах перебивали. Все, что из Владика угнали — туда. А там — бригада работяг, день и ночь вкалывали. Как у Форда — конвейер. Позвонили подполковнику люди, посоветовали изъятое вернуть и больше нос в эту контору не совать. Не внял. Пришли ребятки из прокуратуры, поковырялись в бумажках. Полсотни «отказных» по явным «глухарям» — на отмену с возбуждением дел. У него сразу раскрываемость — ниже городской канализации. Походили, народ порасспрашивали, вытащили пару-тройку кражонок укрытых. А как не укрывать, если показатели требуют из области фантастики? И та же прокуратура за раскрываемость на координационных совещаниях дерет в хвост и в гриву, рассылает представления по всем инстанциям. Так товарищ подполковник был рад, что вообще не посадили, а разрешили уйти «по собственному» на гражданку. Сейчас, чтобы с голоду не сдохнуть, таксует и чеченской «крыше» смирно бабки платит. Да он еще легко отделался.
Павел, хоть с виду и спокоен был, и говорил вроде бы как с язвинкой, с усмешечкой, а видно, завелся все же: с места своего вскочил, по комнате туда-сюда прошелся. Снова к столу присел. Налил водки добрых полстакана, выпил молча, один, без слова, никого не дожидаясь. И опять встал, у открытой форточки сигаретку прикурил…
Да, невеселое получилось общение. Голова кругом идет. Но не от выпитого. Такое ощущение, что весь хмель просто выкипает от безысходной горечи и нарастающей тревоги. Ну, как такое может быть?! Ну, как?! Кому нужно превращать страну в залитый кровью, дрожащий в ужасе огромный лагерь, где правят бал самые отпетые отморозки? К чему приведет эта дикая авантюра с «парадом суверенитетов». Неужели та возня, грызня, и резня, что сопровождала развал Союза — только начало, и нас ждет Нагорный Карабах, помноженный на количество национальных республик, входящих в Россию?