И будет вечен вольный труд
Шрифт:
Надо напомнить, что Хомяков в молодые годы был близок с Рылеевым и другими декабристами, что издательская деятельность славянофилов неоднократно сурово пресекалась, что подвергались они преследованиям властей, наконец, что их творчество оказало заметное влияние на лирику таких разных поэтов, как Некрасов и Тютчев, — все это дает им право на нашу благодарную память.
Основные черты гражданской поэзии славянофилов (а гражданская тема, без сомнения, была главной в их лирике) — это высокое нравственное сознание, чувство личной ответственности, обращение к религиозным мотивам как основам мировоззрения и поведения, вера в великую историческую миссию своей страны, которая сочетается с задачей помощи братским славянским народам. Гимном славянофильства можно назвать стихотворение А. С. Хомякова «"Гордись!" — тебе льстецы сказали…» (1839), мотивы которого он неоднократно
Да, казалось тогда, что сама судьба мира решается в Санкт-Петербурге. На памяти была великая победа в Отечественной войне, и никто не знал еще, что война 1812 года будет последней удачной войной царизма, что все остальные на протяжении ста лет будут либо проиграны, как крымская кампания, как японская, либо военная победа, купленная немыслимым кровопролитием, будет наполовину сведена на нет дипломатическими интригами западных держав. Вспоминая великие империи прошлого, утверждавшие себя огнем и мечом — утверждавшие ненадолго, а затем навсегда уходившие с мировой арены, — Хомяков ищет для своей страны залоги, краеугольные камни будущего высокого предназначения. И разве мы, разве наши современники не согласятся с мыслями поэта прошлого столетия о высоком уделе родной страны:
Хранить для мира достоянье Высоких жертв и чистых дел; Хранить племен святое братство, Любви живительный сосуд, И веры пламенной богатство, И правду, и бескровный суд…Отсутствие стремления возвысить свой народ за счет других доказывает здоровую суть этого мировоззрения, того высшего патриотизма, который зовет не брать, а давать, не господствовать, а служить. Нет, это «наследие», от которого нельзя отказываться!
К чести русской поэзии надо сказать, что ей всегда были чужды аристократическая кастовость, книжное суемудрие. Наоборот, все заметные поэты согласно обращали взоры к жизни народа, к его творчеству. С легкой руки братьев Киреевских собирание русского фольклора захватило многих известных стихотворцев. И в своем творчестве поэты ориентировались на народную словесность — создавали «русские песни», обработки, стилизации. И словно бы согласно ждали, когда же появится подлинный поэт из народа.
Милькеев, Сибиряков, Алипанов, Слепушкин — ныне эти имена известны лишь узкому кругу исследователей русской литературы. Все это были простые люди — крестьяне, мещане, — пробовавшие свои силы в изящной словесности. И что характерно: каждый такой дебют сопровождался градом похвал и одобрений из лагеря «большой литературы». Так создавалась одна из гуманнейших традиций нашей словесности — участливый интерес к писателям-самоучкам, интерес, разделявшийся, наверное, всеми крупными талантами, от Пушкина и Белинского до Толстого и Горького. Но осечка за осечкой! Каждый раз новооткрытый стихотворец не шел дальше неких залогов и обещаний. Казалось, сама атмосфера чрезмерных ожиданий губила их неразвившиеся таланты.
Но вот пришел Кольцов. В ряду великих поэтов прошлого имя его, его творчество способны и доселе вызвать споры. Одни будут отрицать вообще всякое художественное достоинство его стихов, другие, отдавая должное созданным им картинам деревенской жизни, станут стыдливо отворачиваться от его «дум», философских стихотворений. Нашему пониманию Кольцова все еще мешает вульгарно-социологическая оценка его творчества в предвоенные годы, когда он настойчиво противопоставлялся литераторам дворянского лагеря и в вину бедному Алексею Васильевичу ставилось одно: как это он не отразил процессов эксплуатации крепостного крестьянина?
А сам крепостной крестьянин мог ли тогда понять, что его «эксплуатируют»?
Русская душа воплотилась в поэзии Кольцова полной мерой — и не в одном каком-то стихотворении, а в творчестве его в целом. Здесь и покорное следование канонам прошлого (как в «русских песнях»), и стихия бунта, и страстный интерес к загадкам бытия, и покорность судьбе, и очарованное любование родной природой, и стойкая привычка к каждодневному труду… На страницах сборника его стихов соседствуют мещанский романс, лирическое излияние, романтическая баллада, зарисовка деревенской жизни — и рядом поэтическая медитация в духе Гете. Словарь, безыскусный стиль Кольцова кажутся нам устарелыми, порою даже смешными. Но это лишь на первых порах. Кольцов — из тех поэтов, которых нужно читать помногу, в которых нужно вчитываться внимательнее, чтобы постичь их поэтический мир во всей полноте.
За Кольцовым вслед на десятилетия растянулась череда поэтов из народа — крестьян, мелких торговцев, ремесленников, каждый из которых в свой час ощутил неодолимую тягу к слову, тягу ввысь, противостоящую земному притяжению его предустановленной, казалось бы, судьбы. Трудно прожитые, изломанные жизни… Немногими строками отложились они в истории русской поэзии…
Каждое большое поэтическое явление свою оригинальность получает от синтеза предшествовавших разрозненных потоков поэзии. Так, великая лирика Некрасова воплотила и пушкинскую ясность, и высокий дух гражданства декабристской поэзии, и кольцовскую задушевность, и славянофильскую веру в высокое историческое назначение народа. Воплотила и выразила в новом, доселе неслыханном слове. Тема родины, тема России у Некрасова впрямую связывается с судьбой народа, с борьбой за его освобождение:
Доля народа, Счастье его, Свет и свобода Прежде всего!И дело не только в том, чтобы указать возвышенную цель — Некрасов в своей лирике раскрыл внутренний мир человека, который сделал делом своей жизни борьбу за эти высокие идеалы, посвятил им себя без остатка. Только такой человек, настроенный на завтрашний день, смог увидеть в современной жизни картины, ускользавшие от взора поэтов предшествующих. Смог разглядеть и давящую прозу городской жизни, и трагическую зависимость земледельца от капризов погоды, стихий, произвола помещиков, смог увидеть подлинно живые типы, живых людей, которые и доселе известны нам, кажется, больше, полнее, чем многие наши реальные друзья и сотоварищи: вроде бы как далеки от нас по времени, по мировоззрению, по жизненному укладу и в то же время как близки, как знаемы и дед Мазай, и Яким Нагой, и Савелий — богатырь святорусский, и, скажем, герой стихотворения «Зеленый шум». Когда сейчас мы пытаемся представить себе деревню прошлого века, мы видим ее сквозь призму поэтического зрения Некрасова. В своих стихах, поэмах о деревенской жизни, в незавершенной эпопее «Кому на Руси жить хорошо» он достиг величайших высот той народности, о которой твердила передовая литературная критика, начиная с декабристов. Поэзия Некрасова — поэзия пророческая в том смысле, что он угадал: историю его страны будут двигать именно эти мужики, именно эти крестьянские дети, многих из которых нужда и безземелье выгонят в город, на заводы и фабрики. И как есть трагична и прекрасна, так и останется такою судьба героя-интеллигента, сочувствующего народу, идущего ему навстречу, жертвующего собою, чтобы облегчить тяжелое поступательное движение истории.
Горестные мотивы, связанные в лирике Некрасова с темой демократа-разночинца, в душе которого порывы самоотверженности сменяются периодами упадка и уныния, были развиты в лирике Надсона. Огромная популярность ее у современников труднообъяснима ныне — ведь, на наш современный взгляд, у этого поэта, пожалуй, не найти ни одного стихотворения без фальшивой ноты. Лирика Надсона отразила кризисность сознания русской интеллигенции в тот период, когда она уже должна была сойти со сцены, уступив путь самому народу.
Не изнутри образованных, культурных классов предстояло прийти великому перерождению России, историческая трагедия народничества закончилась в тупике, и эпитафией ему звучат строки из «Хорошо!» Маяковского:
Врали: «народа — свобода, вперед, эпоха, заря…» — и зря.