И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене
Шрифт:
Ты напоминаешь мне море…
VI
Вот они здесь все со своими чувствами, самосознанием и болью. Ты далеко от них, маленький мальчик, ты не стал ещё частью их мира, ты сам — целый мир. Ты спишь золотым сном, малютка, ты видишь забытые нами грёзы, в которых нет обрывков желаний, тревог и мук, которыми наполнены наши сновидения. Даже страха не знаешь ты.
И когда ты спишь, в тебе и вокруг тебя трудится целый легион невидимых сил. В твоём маленьком теле, в твоей крови, в капиллярах твоих сосудов, совершается великая работа созидания жизни. А когда на тебя падает солнечный луч, ты весь остаёшься в луче! Ты даже улыбаешься во сне.
Кто научил тебя этой улыбке?
VII
Весна
Все поэты искали разгадку весны, а ты воплотил её в себе, маленькая ласточка, серебристый ландыш, пробудившийся на утренней заре. Твой взор устремлён вдаль, но я не знаю, что видишь ты.
Лишь на секунду ты останавливаешь свой взгляд на мне, и я называю тебя по имени.
И мне кажется, что если бы явился архангел с белыми лилиями, в нём было бы меньше нежности.
VIII
Ночью в колыбель младенца
месяц свой луч заронил.
Лунный луч упал в твою колыбель, и замкнулся золотой круг. В этом круге ты!
Между мирами нет границ, но ты примирил их все, как голубь, принёсший пальмовую ветвь.
Какая стена закрывает вход? Как трудно дышать!
Но ты здесь, так близко, и если я сумею забыть себя, ты позволишь мне подняться вместе с тобой на один миг на крыльях твоей невинности.
IX
Узнаю тебя, жизнь!
В твоих глазах отражается игра света. С каждым днём ты все сознательнее смотришь вокруг, словно с непреодолимой силой стремишься проникнуть в окружающий тебя мир.
Ты просыпаешься с каждым днём и тянешься доверчиво навстречу большому миру, как цветок навстречу солнцу.
Тебе предстоит завоевать этот мир, маленький Александр!
X
Даже думая о тебе, невозможно не называть тебя по имени. В нём закрепляется неповторимая индивидуальность человеческого существа.
Ты весь так гармоничен: твои пальчики, волосы и глазки, все твои движения, вся удивительная игра твоего лица, совсем неосознанная, но унаследованная от бесчисленных поколений твоих предков — ничто не случайно в тебе — все это ты. И поэтому нет в тебе ничего не названного, ничего не связанного с сущностью твоего бытия.
Ты почти космичен ещё, потому что ты младенец, потому что вся нежность, растворённая в мире, окружает начало жизни, Дитя–звёздочка, маленький весенний цветок.
Но любовь узнает тебя сквозь туман космической жизни, и, глядя на тебя, невольно шепчешь слова: «Это ты, Алик, мы знали тебя давно…»
Однажды я рассказала батюшке о том, что не могу терпимо относиться к тому, что люди неправильно относятся к ребёнку. Так, даже человек, который пришёл не вовремя и помешал детям ложиться спать, представляется мне как бы личным врагом. Батюшка сказал: «Ваше отношение к детям — дар Божий, и нельзя того же требовать от других».
Некоторых из наших родственников беспокоил вопрос о том, почему я не выхожу замуж. Особенно огорчалась этим тётя, мать Л. Она давно мечтала выдать меня за одного своего знакомого. Он, по её словам, был скромным, образованным, знал много языков и обладал другими достоинствами. Я всё время уклонялась под разными предлогами от этого знакомства. Тогда тётя решила захватить меня врасплох. Во время какого-то семейного торжества у Леночки на даче, когда собрались все родные, она пригласила и этого своего знакомого. Гости были на террасе, а я, как всегда, с детьми в одной из комнат. Тётя настойчиво просила меня выйти к гостям и хоть немного побеседовать с её знакомым. «Ты ведь решительно ничего не потеряешь, а может быть, он тебе и понравится». Она так ласково меня упрашивала, что отказать ей значило обидеть её и всех остальных. Я сказала, что сейчас выйду. Но не успела она отойти, как, сама не зная почему, я мгновенно переменила своё решение, вышла через другое крыльцо и, ни с кем не простившись, поехала в Загорск. Уже в поезде, я все не могла успокоиться: за что я обидела всех, почему не могла уступить, ведь насильно меня никто замуж не выдаст, и все это не имеет никакого значения! И какое право я имею приехать к батюшке не вовремя, ни с того ни с сего, без всякой серьёзной причины!
Батюшка, выслушав меня, отнёсся к этому совсем не так, как я думала. «Вы совершенно правильно поступили, — сказал он. — Раз не надо замуж выходить, то и знакомиться не надо. А вдруг понравится?…»
Батюшка очень интересовался моей работой и часто меня о ней расспрашивал. «А чем бы вы занимались, если бы не было большевиков?» — как-то спросил меня батюшка. «Вероятно, примерно тем же, что и сейчас, — ответила я. — Только мне ещё всегда хотелось заниматься литературным трудом».
Батюшка рассказал мне кое-что из своей жизни. Отец его был суровым человеком и был далёк от своих детей. Мать, напротив, была добрая и чуткая женщина. Понимая устроение своего сына, она, ещё когда он был ребёнком, говорила дочерям (его сёстрам): «Уйдёт от нас Сергий в монахи!»
В молодости батюшка работал в библиотеке Румянцевского музея и сотрудничал в журналах. По–видимому, он не оставлял литературной работы и в позднейшие годы. Как-то он сказал мне, что пишет о проблеме брака. Другой раз просил меня найти различные определения понятия «наука». Я привезла ему сделанные мною выписки из энциклопедии Брокгауза и Эфрона и Большой Советской Энциклопедии. Он был очень благодарен. По–видимому, это тоже было нужно ему для какой-то работы. К сожалению, мне так и не удалось познакомиться ни с одним из его литературных трудов.
Однажды я приехала сказать батюшке, что мне предлагают писать диссертацию. Батюшка задумался. «Вы будете писать диссертацию, — медленно сказал он, — а душа ваша будет страдать, и я буду о ней плакать»… Я спросила, всегда ли мне вредно писать диссертацию или только в данный момент. Вопрос был явно нелепым, но мне хотелось получить точный ответ. Батюшка объяснил, что польза или вред от каждого дела зависит от состояния души человека.
Другой раз батюшка сказал: «Вам было бы вредно сейчас зарабатывать много денег, даже в том случае, если бы вы их отдавали мне, или папе, или кому-нибудь другому, всё равно это сейчас для вас неполезно».
Батюшка рассказал мне о том, что у каждого человека есть свой путь, сообразный с его духовным устроением. Поэтому и в монасгыре разным людям даются разные послушания. Есть, например, люди, которых посылают специально искать тех, кто нуждается в помощи и делать разные добрые дела. «Вы не относитесь к таким людям, — говорил он. — Вы не должны искать добрых дел, вы должны исполнять только то, что вам непосредственно даётся, встречается в жизни. А в будущем вам предстоит осушать слезы. Вы поняли меня? И страданий не надо искать, — продолжал батюшка, — довольно с вас тех, которые вы несёте, и тех, которые вас окружают». Я призналась батюшке, что прежде готова была повторять вслед за Алёшей Карамазовым: «Я тоже хочу мучиться». А теперь у меня нет такого стремления и даже напротив, появился страх перед ожидающими меня испытаниями.
— У Алёши это было от молодости, — заметил батюшка, — а у вас… от гордости.
Мне хотелось знать, можно ли в тех случаях, когда не успеваешь полностью прочесть утренние молитвы, заканчивать их, занимаясь другими делами. Батюшка сказал, что делать это можно только в крайнем случае. Во время других занятий лучше читать краткие молитвы. «Эти молитвы читайте всегда и везде, — сказал батюшка, — держитесь за ризу Христову»…
ВОЙНА
22 июня 1941 года был воскресный день и праздник всех русских святых. Погода стояла прекрасная, и я в самом хорошем расположении духа собиралась в Загорск. Перед самым уходом Алик попросил меня: «Узнай, пожалуйста, у дедушки, будет ли война, когда я вырасту».