И быть подлецом
Шрифт:
— Понятно. — Я сделал маленький глоток. — Не так уж плохо. — Я отпил ещё. — Единственный способ почувствовать разницу — сначала выпить это, а потом немного цианида. Где он у нас?
— Не дурачься, Арчи. — Вулф поставил стакан после двух маленьких глотков. — Что, чёрт побери, они кладут туда, Фриц?
Фриц покачал головой.
— Рвотный корень? — предположил он. — Мятные лепёшки от кашля? Может быть, принести шерри?
— Нет. Воды. Я сам. — Вулф поднялся, прошёл в прихожую и повернул на кухню. Он уверяет, что перед обедом для здоровья полезны физические упражнения.
В тот вечер, в среду, нашими жертвами сначала были Элинор Венс, а затем Натан Трауб.
В четверг с утра мы начали с Талли Стронга. Допрос был в полном разгаре, когда ровно в полдень позвонил Сол Пензер. Вулф подошёл к телефону, дав мне знак не вешать трубку. Уже по интонации Сола, как только он произнёс моё имя, я понял, что дело плохо.
— Я на вокзале в Атлантик-Сити, — сказал Сол. — Я могу через двадцать минут сесть на поезд в Нью-Йорк либо броситься в океан, по вашему усмотрению. Я попросил миссис Шеперд о встрече, но ничего не получилось. Тогда я прибег к помощи одного трюка — без толку. Наконец они с дочкой спустились в вестибюль, но я подумал, что будет лучше дождаться, пока они выйдут на улицу. Я попытался проделать то, что работало уже тысячу раз, но всё без толку. Она позвала полицейского и потребовала арестовать меня за то, что я к ней пристаю. Позже я предпринял ещё одну попытку, по телефону, но успел сказать лишь четыре слова. Теперь ничего не поделаешь. Я уже третий раз подвожу вас в течение десяти лет, а это чересчур. Я не хочу, чтобы вы платили мне, даже за расходы.
— Вздор! — Вулф никогда не сердился на Сола. — Если мне понадобятся детали, вы доложите о них позднее. Сможете добраться до Нью-Йорка, чтобы быть у меня к шести часам?
— Да.
— Хорошо. Действуйте.
Вулф снова занялся Траубом. Как я уже говорил, итогом этой тяжёлой двухчасовой работы стало признание Трауба в том, что он часто играет на скачках. Как только он ушёл, мы с Вулфом отправились в столовую, чтобы съесть обед, который я уже описывал: кукурузные оладьи с осенним мёдом, сосиски и салат. Дело осложнялось тем, что к двум часам мы ждали Саварезе. Вулф любит, чтобы продолжительность трапезы зависела только от его желания и количества пищи, а не от таких внешних факторов, как звонок в дверь.
Однако звонок прозвучал точно вовремя.
Глава 8
Вы, наверное, слышали об исключении, которое подтверждает правило. Профессор Ф. О. Саварезе представлял собой как раз такое исключение.
Считается, что итальянец должен быть темноволосым и если не коротышкой, то по крайней мере человеком невысокого роста. О профессорах принято думать, что все они сухи, педантичны и подслеповаты. Математики живут в стратосфере, а здесь оказываются потому, что решили навестить родственников. Так вот, Саварезе был итало-американцем и профессором математики и тем не менее являлся весьма жизнерадостным блондином высокого роста. Он был на два дюйма выше меня и ворвался, как мартовский утренний ветерок.
Первые двадцать минут он рассказывал нам с Вулфом, как интересно и важно было бы разработать набор математических формул для детективной деятельности. Его любимая область математики, сообщил он, связана с объективным числовым измерением вероятности. Прекрасно. А что из себя представляет работа детектива, как не объективное измерение вероятности? Всё, что он предлагает сделать, — добавить слово «числовое». Не в качестве довеска, а в качестве союзника.
— Сейчас я поясню, что я имею в виду, — сказал он. — И вы сможете следить за ходом моих рассуждений.
Он стремительно подскочил ко мне, схватил блокнот
Карандаш как безумный заметался по бумаге. Через полминуты Саварезе стремительно вырвал верхний листок и перебросил через стол Вулфу. Затем он снова стал чертить, через минуту вырвал страничку и ринулся с ней ко мне.
— Каждый из вас должен иметь это перед глазами, чтобы следить за моими рассуждениями, — сказал он.
Не буду притворяться, что могу воспроизвести это по памяти. У меня до сих пор хранятся оба эти листка в папке с пометкой «Орчард». Вот что на них написано:
u = (1/DV2x) {1 — (K/2)(X/D — X3/3D3)} e-(X3/3D3)
— Это, — сказал Саварезе, улыбаясь и светясь неподдельным интересом, дружелюбием и желанием помочь, — второе приближение к нормальному закону ошибки, иногда называемому общим законом ошибки. Давайте применим его к простейшей детективной ситуации, например к вопросу, кто из трёх находящихся в доме мог украсть кольцо с бриллиантом из запертого ящика. Я должен объяснить, что Х в данном случае означает отклонение от значения, D — стандартное отклонение, К — означает…
— Прошу прощения! — взревел Вулф. — Вы что, пытаетесь изменить тему разговора?
— Нет! — Саварезе выглядел удивлённым и слегка обиженным. — Разве? А что была за тема?
— Смерть Сирила Орчарда и ваше отношение к ней.
— О, конечно. — Он виновато улыбнулся и развёл руками. — Может быть, всё-таки вернёмся к нашему разговору позже? Это одна из моих любимых идей — применение математических законов вероятности и ошибки к детективным проблемам. Возможность обсудить её с вами — это золотой шанс.
— В другой раз. А пока, — Вулф постучал пальцем по общему закону ошибки, — я сохраню это. Кто из людей, находившихся в студии, поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом?
— Не знаю. Было бы интересно сравнить ваш подход с подходом полиции. Без сомнения, вы стараетесь дальше продвинуться от вероятности к уверенности. Скажем, вы начинаете с того, что существует один шанс из пяти, что Орчарда отравил я. Если считать, что у вас нет субъективных предубеждений, то ваша цель заключается в том, чтобы как можно быстрее двинуться с этой позиции. Направление вас не волнует. Всё, что я говорю или делаю, сдвинет вас в ту или иную сторону. В одном случае один из пяти превратится в один из четырёх, один из трёх, и так до тех пор, пока мы не поищем один из одного и микроскопическую дробь. Это будет настолько близко к позитивной уверенности, что вы сможете сказать, что я убил Орчарда. В другом случае, один из пяти станет одним из десяти, одним из сотни, одним из тысяч. Когда дело дойдёт до одной десятимиллиардной, то вы будете достаточно близки к негативной уверенности и скажете, что знаете, что я не убивал Орчарда. Эта формула…
— Без сомнения. — Вулф прекрасно держал себя в руках. — Если вы хотите сравнить меня с полицией, то должны время от времени позволять мне вставить слово. Вы когда-нибудь видели мистера Орчарда до дня передачи?
— О да! Шесть раз. Первый раз — за тринадцать месяцев до этого, в феврале 1947 года. Вы обнаружите, что я абсолютно точен. Это потому, что полицейские спрашивали меня обо всём этом много раз. Между прочим, я готов сделать всё, чтобы продвинуть вас в сторону положительной уверенности, тем более что субъективно вы бы предпочли именно это направление. Следует ли мне поступить именно так?