И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
— Божественный, я могу повторить слова Логофета дрома.
— Но ты скрывал от меня это прежде?
— Я не смел тебя тревожить в дни твоей болезни, несравненный!
— Ты не осмеливался волновать меня, но разве от этого уменьшилась опасность для империи? Или ты принял меры, чтобы обезопасить болгарскую фему? Сегодня ты, севаст Роман, опоздал. Я смещаю тебя, и отныне ты не доместик схол: им стал Лев Фока. Его отец и он не раз приносили славу империи.
Низко склонились придворные: базилевс Лев жив, и жди опалы...
Но не повернуть жизнь вспять, как неумолим и бег истории. Напрасно плёл заговор Александр, искал поддержки у «бессмертных». Не прочь были ускорить смерть божественного и несравненного севаст Роман Дука и магистр Антоний, драгман флота. И пролиться бы крови во дворце императора, как это уже не раз бывало, не возрази магистры тагм. «Если бы у Александра был ум Льва, — сказали они, — мы не против, но с его мозгами империя потеряет то, что имеет».
Однако дни базилевса Льва были сочтены, болезнь брала своё...
В такие дни великий князь киевский Олег начал поход на Царьград.
ГЛАВА 5
Полки воеводы Никифора, перейдя Буг, взяли на Галацийский городок. Задерживала непогода. Дороги развезло, и липкая грязь представляла немалую помеху, а когда продвигались лесами, с набрякших веток и отяжелевших листьев на ратников обрушивались крупные дождевые капли. Одежда быстро промокала, и ночами грелись и обсушивались у костров, но на следующий день снова мокли.
В походе питались всухомятку: свиное сало, копчёное мясо вепря и солёная вяленая рыба. За время пути только трижды, на больших привалах с днёвками, варили толокняную кашу, приправленную жаренным на сале луком.
Трудная дорога томила ратников, особенно пеших ополченцев, но воевода Никифор торопил:
— Поспешайте! Ну как великий князь нас опередит? В Царьграде отдохнём!
Тиверцы подошли к Дунаю раньше основных сил и теперь вязали плоты, готовились к переправе. Плоты спускали на воду, и они подрагивали на мелкой ряби у самого берега, прятались в тальнике, что рос по-над Дунаем.
В весеннюю пору Дунай становился полноводным. В горах таяли снега, и река местами выходила из берегов, несла мутные воды. Князь тиверцев Гостомысл стоял на краю обрыва и смотрел, как, разоблачившись до портов, дружно, с выкриками воины на катках сталкивали плот к реке. Он был просторный, выдержал бы десятка два воинов.
Гостомысл привёл к Дунаю немногим больше тысячи пеших ратников и сотню конных дружинников. Думал соединиться с уличами, да те задерживались.
Подошёл тиверский воевода Любомир:
— Начнём переправу, князь Гостомысл, ино подойдёт воевода Никифор, почнёт торопить. Он, сказывают, у Галацийского городка обоз оставил, налегке движется. А Никифор — воевода достойный.
Гостомысл ответил насмешливо:
— Так ли уж? Аль запамятовал, как он в наших лесах плутал, ровно грибник в лесу аукал?
Любомир промолчал, а Гостомысл заметил:
— На Царьград дорога одна — вдоль моря.
— Опасно. Сам ведаешь, горы едва в воду не лезут, и ромеи подстерегать будут.
— Иного пути нет. Аль через горбы предлагаешь?
— Не повернуть ли нам, князь, назад? Эвон как уличи. Мыслю, неспроста их нет. Олег войну с ромеями затеял, пусть ему и слава.
— А тиверцам бесславие? — Гостомысл с насмешкой взглянул на воеводу. — Нет, Любомир, я не признал Олега великим князем над собой, но и не желаю, чтоб говорили: Гостомысл ромеев убоялся. — Посмотрел на Дунай. — Завтра поутру приступим к переправе. На той стороне воеводу Никифора и дождёмся, благо погода волну не гонит. Проследи, воевода, чтобы паромы не перегружали.
Любомир согласно кивнул и тут же спросил:
— По земле болгар пойдём — не узрят ли они в нас врагов?
— Ромеи — недруги болгарам.
— Но болгары и ромеи одному Богу поклоняются.
— То так, но болгары и русы — славяне, и у нас одна кровь.
День едва начался, а Евсей с покупками уже был у Зои. Усевшись в креслице из лозы, он смотрел, как ловкие руки ромейки резали мясо, посыпали его солью и специями. Зоя готовила во дворе на небольшом костре, над которым на таганке висела глубокая медная посудина.
Евсею нравилась Зоина стряпня, особенно когда она жарила мясо. Ромейка посмеивалась:
— Ты любишь мясо, как хищное животное.
Едва они сели за стол здесь же во дворе, в тени винограда, как в калитку заглянул Анастас. Зоя позвала спафария:
— Ты пришёл вовремя, Анастас, чтобы разделить с нами трапезу.
Спафарий сел. На его озабоченном лице Евсей уловил тревогу. Спросил:
— Какая печаль, Анастас?
Спафарий посмотрел на купца:
— Беда, Евсей, надвигается на империю. Твои соплеменники идут на Константинополь. Говорят, они вступили в землю болгар. Их много. Кто скажет, пойдут ли они морем?
Евсей встревожился:
— Но скажи, спафарий, верное ли известие?
— Слышал я о том от магистра Луки, а он близок к логофету дрома.
Купец задумался. Значит, князь Олег не внял его предупреждению: Русь пошла войной на империю.
Подошла Зоя, сказала успокаивающе, положив руку Евсею на голову:
— Может, это все слухи?
Потом поставила на стол малую амфору с вином, разлила его по чашам.
— Выпей, Анастас, и ты, Евсей. Не стоит задумываться раньше времени.