И дай умереть другим
Шрифт:
Рыбак заново перемотал ногу, переложил деньги, водительские права Патрушева и фото в кармашек портмоне, застегивавшийся на «молнию», подумал, что не плавал своим любимым кролем уже полгода, и вошел в реку…
ГРЯЗНОВ
В кабине он спросил:
– Чем можете похвастаться?
– Боюсь, немногим пока, – призналась Севостьянова. – Зубрицкий Николай Николаевич, двадцать девять лет, фельдшер. Принимал участие в боевых действиях в Чечне. Последние два года работал на «скорой помощи». В пьяной драке убил собственного напарника. Протрезвел и убил еще одного, который пытался на него донести. На свободе остались жена и двое детей, девочки девяти и восьми лет… Федоренко Иннокентий Михайлович, тридцать один год, уголовник с приличным стажем – на зонах (естественно, подростковых) сиживал с пятнадцатилетнего возраста. Изнасиловал двух несовершеннолетних. После чего зарезал обеих. Последние восемь лет сидит на героине. Умудрялся доставать его и в тюрьме.
– Это все мы видели в личных делах, – резонно заметил Грязнов.
– Согласно моим исследованиям, сбежавшие заключенные делятся на определенные группы по внешним признакам. Это «квадратные и лохматые», «тощие и вытянутые»…
– Ну что толку-то. По такому принципу можно разделить кого угодно, – протянул Грязнов. – Вот мы с Комиссаровым – «квадратные», Дятел – «вытянутый». Но мы ведь не беглые зеки.
– Верно. В общей психологии есть деление на такие группы. Просто у зеков качества, о которых я сейчас скажу, становятся гипертрофированными. И в первые дни побега вызывают различного рода недомогания. «Квадратные и лохматые» буквально одержимы стремлением непременного контроля над ситуацией, они стремятся взвалить на себя побольше ответственности, даже когда их об этом не просят.
– То есть именно они являются инициаторами побега?
– Вполне возможно, хотя я не об этом. Отрицательные заряды у «квадратных и лохматых» скапливаются в затылке. Они мучаются головной болью. Так что, Вячеслав Иванович, если вас когда-нибудь посадят и вы убежите, то не удивляйтесь, что первое время на воле будет трещать голова.
Грязнов тем не менее слушал совершенно серьезно.
– А как будет со мной, Алина Витальевна? – спросил заинтригованный Дятел.
– Пожалуйста, вы все зовите меня по имени, ладно? «Тощие и вытянутые», Леша, отдают свою грудь под хранилище обид, отчего зачастую даже сгибаются характерным образом. Но если в обычной жизни они еще могут как-то с этим бороться…
– А ну выпрямись, – шутливо прикрикнул на Дятла Грязнов.
– …То в стрессовой ситуации побега они хронически сутулятся, – закончила свой тезис Алина. – Есть еще две группы. «Круглые и лысые» – они тяжелее всего справляются с одиночеством. И как правило, лишаются сна. «Треугольные и с залысинами» пасуют перед трудностями, боятся даже незначительных испытаний – в противном случае маются животом.
– Так что нам это дает, Алина? Вы предлагаете отслеживать, кто какие таблетки покупает в ближайших аптеках? Кто от головы, кто от живота?
– Это, конечно, не слишком умно звучит, но примерно так. Я пытаюсь составить возможный график их реакций в сложившихся обстоятельствах, исходя из индивидуальных особенностей. Любопытно, кстати, как они ладят между собой. У Зубрицкого две дочери, а Федоренко изнасиловал двух девчонок. Они ведь наверняка все друг про друга знают.
Запищал сигнал радиотелефона. Алина включила общий звук.
– Мы нашли одного, – сказал голос Комиссарова. – Ждем вас.
Через двадцать минут они были на месте.
Первое, что увидели Грязнов и Алина, был Комиссаров, сидевший на узеньком берегу внизу крутого обрыва, ведущего с опушки к нервной, вьющейся речушке. Собак оттащили подальше, но все еще не могли утихомирить. Комиссаров был мрачнее тучи.
– Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – пробормотал Грязнов.
В десяти метрах от Комиссарова лежал посиневший человек.
– Это Степанцов, – сказал Комиссаров. – Не Федоренко. Не Зубрицкий. Съели?
– Ну вот, Алиночка, – вздохнул Грязнов. – Вы удивлялись, как Федоренко и Зубрицкий сосуществуют вместе? Вот вам и ответ. Никак, потому что один из них остался в сгоревшем автобусе. Вот только кто?
Подбежал возбужденный Дятел:
– Есть анализ группы крови, которую нашли в лесу. Что теперь с ним делать?
– Выбрось, – буркнул Грязнов и полез обратно в кабину вертолета.
ПРИГОВОРЕННЫЙ
Голод не тетка, подумал Рыбак. Тетка бы его накормила и спать уложила, если бы была жива. У тетки когда-то был свой огород – классические шесть соток, – и чего там только не росло!
Из березовой рощи бегом через неубранное ржаное поле он выбрался к цивилизации. «Цивилизация», однако, скрывалась за приличным забором.
Но высокий частокол не мог его смутить. Рыбак легко преодолел препятствие и притаился между фургоном и стеной дома. Большой особняк мог оказаться резиденцией какого-нибудь «нового русского». Хотя вряд ли, не слишком эффектное строение. Что же тогда?
Из фургона тем временем выгружали ящики с бананами. Национальной русской едой. Грузчики не слишком торопились. Проследив маршрут разгрузки, Рыбак совершенно спокойно взял один из ящиков и понес в дом с черного хода. В дальнем конце коридора он заметил нескольких человек в белых халатах. Больница? Уж очень на отшибе. Да какая разница. Вот что делать дальше – это вопрос.
Слева по коридору была душевая. Он нырнул туда вместе с ящиком, который не выпускал из рук. Надо сказать, очень приличная душевая. Аккуратно уложенный кафель был стилизован под серый мрамор. Импортная сантехника пребывала в идеальном состоянии.
В трех кабинках, покряхтывая, мылись пожилые мужчины. Еще две были свободны. Рыбак разделся в раздевалке, повесив свои грязные и мокрые вещи в пустующий шкафчик. И несколько минут оттаивал под мощными потоками горячей воды. Вместе с теплом нахлынули воспоминания.
Это была недолгая иллюзия.
Рыбак заметил, что один из моющихся, высокий и крепкий старик, был примерно одного с ним роста. Рыбак выключил воду и заспешил обратно в раздевалку, пока его не опередили. Довольно быстро он нашел одежду этого старика, кое-как напялил ее на себя, забрал документы Патрушева, снова подхватил ящик с бананами и выскочил в коридор. Нахальный план возник спонтанно.
Как только Рыбак вышел на улицу, водитель фургона прекратил треп и возмущенно уставился на него.