И дай умереть другим

Незнанский Фридрих Евсеевич

РЫБАК

Рыбак думал, что этот принципиальный дурак сдаст его не задумываясь. Ему на глаза попадаться было нельзя, что же теперь делать…

Решетов орал и матерился. Пришлось его связать. Рыбак рассчитывал, что хозяин дачи все-таки сейчас утихомирится и тогда можно будет ему внятно объяснить, что он в его доме просто незваный гость, но скоро уйдет и…

Решетов изловчился и пнул его ногой в колено. Это было больно.

Рыбак вспомнил, как, выходя из Аникор-банка, он выбросил остатки скотча, будучи уверенным, что больше не пригодится, и криво усмехнулся. Опять все сначала.

– Не заставляй меня ломать тебе ноги, – просто сказал Рыбак и увидел в глазах Решетова ужас и бешенство одновременно.

– Ах ты сука! – успел сказать Решетов перед тем, как Рыбак залепил ему рот. – Думаешь, подстрахуешься?!

И тут он понял. Страховка! Страховка Марины…

ТУРЕЦКИЙ

На такой кривой козе, как неофициальные сведения Леонова, к Парфенову не подъедешь, мыслил Турецкий, перечитывая показания Бойко и в очередной раз ловя себя на том, что просто скользит взглядом по бумаге. Его надо отработать на предмет связей с Президентом Коми. И не факт еще, что они общались лично, возможно, был посредник. Лучше, конечно, Парфенова спровоцировать на контакт с Кирсановым. Спрашивается: как?

Можно отрядить к Кирсанову Бойко, он же сам хотел. Турецкий отложил бумаги и стал кружить по кабинету. Пусть скажет: так, мол, и так, он подслушал, как главный инженер разговаривал с Леоновым, а потом Леонов протрепался про тысячу баксов.

Рискованно. За Кирсановым нельзя наблюдать постоянно. Мало ли что он способен предпринять. Оставим на крайний случай. Можно с той же историей отправить Бойко к Парфенову. Тот обязан как-то прореагировать.

Бойко все еще сидел в кабинете Сикорского и активно клевал носом. Артур поил его кофе, взятым у Турецкого.

– Послушайте, Бойко! – Турецкий бесцеремонно подергал его за плечо.

– А?

– Вы должны помочь следствию. Я дам вам парабеллум…

Бойко с классикой знаком не был, но в соответствии с фамилией очень живо отказался.

Авиамеханика радиофицировали. Турецкий, чувствуя себя в аэропорту персоной нон грата, внутрь не пошел, светиться было совсем ни к чему. Сидел в машине и слушал вместе с Сикорским и специалистом-связистом. Слышимость была прекрасной: Бойко непрерывно шепотом матерился – очевидно, подбадривал себя.

– Он что, в школе не учился? – возмутился Артур. – Материться человек как следует не умеет, заладил одно и то же…

– Сейчас, – успокоил Артура Турецкий, – Парфенов преподаст ему урок.

«Здравствуйте», – прозвучал в наушниках робкий голос Бойко.

– И этот матерый человечище решил на Кирсанова наехать?! – снова возмутился Сикорский.

– Ша! – Турецкий приложил палец к губам. – Момент истины.

Бойко, запинаясь, изложил Парфенову суть своих притязаний.

«Да пошел ты к…» – Главный инженер не обманул ожиданий Турецкого. Великим и могучим он владел в совершенстве.

Бойко попытался настаивать, но Парфенов, судя по грохоту, выставил его за дверь.

– Что будем делать, Александр Борисович? К делу это не пришьешь. Может, он что-то заподозрил? – занервничал Сикорский.

– Пусть еще раз сходит! – Турецкий был зол как сто чертей. Не мог Парфенов просто так вытолкать Бойко в шею. Неужели вправду унюхал ловушку? Бред, бред и еще раз бред! И дерьмо. – Сейчас я ему краткий курс театрального мастерства преподам. Будем продолжать! Пока он этого долбаного главного инженера не наколет или тот его не покалечит.

– Какое у вас расписание? – спросил связист, демонстративно обращаясь к младшему по званию Артуру, выказав таким образом презрение к Турецкому.

– Потолкается в вестибюле и минут через двадцать выйдет на улицу, к ларьку, купит сигарет. Мы должны проверить, есть ли хвост. Дальше – по обстоятельствам.

– Он что, не на работе?

– Сейчас не его смена.

В условленный срок Бойко появился у выхода из здания аэровокзала. Шагал не оглядываясь, на лице улыбка триумфатора. Турецкий ничего не сказал.

– Слежки нет, – отрапортовал Сикорский.

Возле ларька к Бойко шмыгнул какой-то беспризорник, возникший буквально из ниоткуда, сунул в руки бумажный сверток и исчез в никуда. Турецкий с Артуром и моргнуть не успели. Бойко застыл с выражением полного недоумения, победную улыбку смыло без следа. Турецкому это понравилось. Хоть какое-то утешение.

В бумаге помещались пятьсот «зеленых» и записка, написанная простым карандашом – аккуратными печатными буквами, по клеточкам. «Еще раз сунешься – заказывай панихиду».

Артур, оперируя двумя носовыми платками, разгладил газету, в которую было завернуто послание.

– «Московский комсомолец». Вчерашний номер. – Он понюхал. – Будете смеяться, но в нее рыбу заворачивали.

Ко встрече с Кирсановым готовились более тщательно. Поскольку импровизатор из Бойко вышел никакой, Турецкий проработал с ним порядка двадцати сценариев, что говорить и что делать, на случай, если… Проработал бы и сто, но Бойко начал путаться и подглядывать в шпаргалку – без нее ни бе ни ме. Пришлось ограничиться наиболее вероятными – разумеется, с точки зрения Турецкого, а не Кирсанова.

К гостинице «Россия» подъехали загодя, примерно за час до предполагаемого появления объекта "К". Бойко сидел белый как мел. Видно было, что он отчаянно трусит и с удовольствием отказался бы от всей этой затеи, но следователей боится еще больше.

«Едут, – доложил Денис, осуществлявший внешнее наблюдение. – Будут через пять минут».

– Пошел, – Турецкий подтолкнул Бойко к выходу. – Встретишь его в холле, когда он распустит своих волкодавов, как договаривались. Ничего не забыл?