И кнутом, и пряником
Шрифт:
Девочка знала, что там все в порядке, но ожидание приговора отца было крайне неприятно.
— Молодец! — подводил итог изучению Людкиных достижений осоловевший от алкоголя родитель. И, уже обращаясь к младшей дочери, заканчивал:
— Валька! Бери пример с сестры, а то будешь бита.
От пьяных выходок главы семьи Екатерина с детьми не знали покоя ни днем, ни ночью.
— Коля, почему ты опять пьешь? Ты же обещал не пить. И уже не один раз, — возмущенно выговаривала Екатерина мужу.
— А как тут не запьешь? Опять денег
— Сколько же мы мотаться будем? Еще не весь Узбекистан объездили? Сначала Чимион, потом Риштан, а теперь Каракалпакия? Только немного прижились, и опять в погоню за этими чертовыми деньгами?
— Нечего было столько рожать. Настрогала четверых, теперь помалкивай, — раздражался Николай.
— Дети-то здесь причем? Ты говори, да не заговаривайся. Вместе клепали. Раньше надо было головой думать, — сердилась Екатерина.
— Что ругаться-то без толку. Скандалом дела не поправишь, — примирительно продолжал Николай. — Может, поедем?
— Хорошо, поезжай! — в сердцах однажды бросила уставшая от бесконечной нервотрепки женщина. — Сначала один поедешь, а как устроишься, так меня с детьми вызовешь.
На том и порешили. Екатерина собрала мужа в дорогу, и в начале ноября старший Никитин подался в Каракалпакию. Через полмесяца от него пришло письмо. Глава семейства сообщал, что устроился работать дизелистом в нефтеразведочную экспедицию, что живет на плато Устюрт в рабочем поселке и что, как только появится возможность, сразу вышлет деньги.
Потянулись однообразные трудные будни. Мать целый день пропадала на работе. После школы Людка с Валькой наводили порядок в доме, делали уроки, а потом забирали малышню из детского сада.
Сухая разноцветная осень уступила место хмурой, дождливой зиме, а письма от кормильца все не приходили. И вот наконец в середине декабря семья получила от него перевод на пятьдесят рублей. Екатерина улыбалась, детвора прыгала от радости.
— Мам, а что мы будем делать на эти деньги? — поинтересовалась Людка.
— Купим тебе новое пальто.
— А еще что?
— А еще колбаски, конфет и новые тетрадки вам с Валькой.
В выходной день все отправились за покупками. Пальто Людке действительно было нужно: из старого она давно выросла. Выбирали долго. Людка, увидев цену, отказывалась покупать дорогую, как ей казалось, верхнюю одежду.
— Люд, как тебе это пальто идет! — расхваливала очередную одежку Екатерина.
— Мам, не хочу я это. Я в нем как бочка.
— А вот это? Цвет хороший, не маркий. И сидит на тебе хорошо. Правда, Валь?
— Красиво, — соглашалась сестра.
— А сколько стоит? — интересовалась Людка.
— Цена подходящая, — уговаривала мать.
— А Витьке со Светкой хватит денег, чтобы купить какие-нибудь игрушки?
— Иглушки, — повторяла Светка.
— Не беспокойся, хватит! — смеялась Екатерина.
— А Вальке?
— Всем хватит, не переживай, — успокаивала мать.
В этот день в доме Никитиных был настоящий праздник. Людка, надев обновку, кружилась по комнате. Витька шумно катал по полу красную машинку. Светка нежно нянчила маленького плюшевого медведя. Валька сосредоточенно рассматривала новую книжку.
— Мам, а тебе мы ничего не купили! — заглянув на кухню, где мать готовила ужин, вдруг спохватилась Людка.
— Ну-ну, не грусти, — благодарно взглянув на дочь, вздохнула Екатерина, — в другой раз купим.
Но другой раз всё не наступал. Ни писем, ни денег из далёкой Каракалпакии Екатерина с детьми не получали. Тридцать рублей, которые зарабатывала мать четверых детей, расходились очень быстро. Екатерина была человеком жизнерадостным и стойким. Огромное трудолюбие и крестьянская хватка помогали ей не впасть в отчаяние и преодолевать денежные затруднения. Но Людка все-таки заметила, что на обычно веселом лице матери погасла улыбка, и, как могла, старалась сделать для Екатерины что-нибудь приятное.
— Мам, а мы с Валькой суп сварили, — сообщила однажды Людка пришедшей с работы уставшей матери.
— Из чего же вы его сварили? — спросила Екатерина, зная, что в доме съестного хоть шаром покати.
— А мы нашли немного картошки и риса.
Екатерина подняла крышку маленькой алюминиевой кастрюльки и заглянула внутрь. В прозрачном, как родниковая вода, постном супе плавало несколько резаных кусочков картошки и с десяток белых палочек риса.
— Хорошо, что Витька и Светка в садик ходят: их там накормят. Правда, мам? — заглядывая в глаза матери, успокаивающе произнесла Людка.
У Екатерины к горлу подкатил комок, но она сумела сдержать слезы.
– Сходите в садик с Валькой за малышами и сидите дома, — сказала она и ушла. Вернулась домой Екатерина в девять часов вечера. В потертой дерматиновой сумке она принесла продукты.
— Мам, где ты это достала? — удивленно посмотрела на мать старшая дочь.
— В чайхану уголь привезли, я напросилась разгружать, немного денег заработала, — устало ответила Екатерина. — Дети спят?
— Да, я их уложила.
— Голодных?
— Нет, мы чай пили, с хлебом.
— Уроки сделали?
— Сделали. Мам, да ты не беспокойся, у нас все нормально.
— А ты почему спать не легла?
— Тебя ждала.
— Ах ты моя помощница, — улыбнулась мать. — Что бы я без тебя делала? Иди ложись, а то не выспишься.
Людка отправилась в постель. Легла и Екатерина. Она сразу уснула тяжелым мертвым сном, но вскоре проснулась: болели руки, ноги, ныла спина. Цену физическому труду женщина из крестьянской семьи знала хорошо: чаще в поле махала косой, чем стояла дома у печи. Скитания по Союзу за длинным рублем изменили ее жизнь — хоть и трудилась много, но давно не до изнеможения, как сегодня. Женщина слушала сонное дыхание детей, завывание февральского ветра за окном, не спала.