И меркнет свет
Шрифт:
Все в Пелагосе и за его пределами знали Палласа Верного, единственного в мире человека, способного разговаривать с богом-создателем. До этого момента.
– Вас избрали, – сказал он новым пророкам. – Мой долг как первого и самого верного из пророков – научить вас нести волю святого создателя. Мы служим нашему богу, не людям. По этой причине вы должны отказаться от преданности королям и королевам, отказаться от связи с племенами и семьями. Такие привязанности затуманят нашу веру и сделают нас неспособными донести
Пророк Ананки подняла голову и посмотрела на Палласа:
– А как насчет любви?
– Любовь, – пренебрежительно ответил Паллас. – Наши сердца принадлежат нашему создателю. Только эта любовь имеет значение.
Ананки Храбрая услышала слова Палласа, но не послушалась их. У нее была возлюбленная, подруга детства по имени Темара, девушка, чья красота и умение управляться с мечом были известны по всей стране. Темара присоединилась к Ордену Ананки и стала одной из ее приверженцев, чтобы оставаться рядом.
Но Паллас Верный запретил их отношения, и потому они скрывались от него.
В течение шести лет Семеро пророков служили богу создателю, получали видения и делились ими с людьми, чтобы направить их к их судьбам. В качестве символа верности богу каждый год во время летнего солнцестояния каждый из пророков должен был пожертвовать одну жизнь создателю.
На седьмой год выбирать жертву предстояло Палласу.
Семеро пророков и их приверженцы собрались в Храме святого создателя. Паллас встал на колени у алтаря и произнес:
– Святой создатель, мы скромно предлагаем тебе одного из нас. Предлагаем жизнь смертного в качестве доказательства нашей преданности. Наши жизни принадлежат тебе. Как и наши сердца.
И тогда Ананки поняла, что собирался сделать Паллас.
– Святой, жизнь Темары, последовательницы Ананки Храброй, – твоя.
Трое из приверженцев Палласа вывели Темару из толпы и подвели к алтарю. Меч Темары висел у бедра, но она не стала бороться.
Тогда Ананки вскочила на алтарь вслед за ними и достала меч из ножен любимой. Она подняла его и встала между Темарой и Палласом.
И когда Ананки стояла вот так, уперев острие меча в горло Палласа, воздух наполнил раскат грома, и небеса разверзлись.
– Выбери другого, – потребовала она. – Ее ты не получишь. Выбери другого.
– Ты бросаешь мне вызов? – прошептал Паллас. – Бросаешь вызов создателю?
– Да, – ответила Ананки. – Я бы предпочла плюнуть на священный алтарь, чем причинить боль любимому человеку. Я бы предпочла, чтобы создатель обрек меня на вечность страданий, чем увидела, как страдает она.
– Это проверка твоей веры, Ананки, – сказал Паллас. – И ты ее провалила.
– Так пусть святой низвергнет меня, – ответила она.
Небо расколол гром, но Ананки не шевельнулась.
Она повернулась к Темаре:
– Пойдешь ли ты со мной?
Темара не ответила, но взяла меч из рук Ананки и благодаря прославившей ее силе расчистила путь из храма в бушующую снаружи бурю.
Темара и Ананки убежали на край мира, в земли, созданные из огненных извержений и изрезанные древними ледниками. В страну, такую странную и отдаленную, что даже бог забыл об их существовании.
Они прятались одиннадцать месяцев. Ананки не отваживалась использовать силу, чтобы другие не нашли ее, но ночью ей снилось разрушение остального мира. Огни, голод и мор обрушились на Пелагос. Паллас и другие пророки пожертвовали одного, пять, дюжину последователей, но это не задобрило бога. Неповиновение Ананки разрушило баланс между богом и его созданиями.
Чувство вины снедало сердца обеих.
– Неужели я этого стою? – спросила ее Темара, когда Ананки проснулась от еще одного такого сна.
– Ты стоишь всего, – ответила Ананки, целуя ладонь подруги. – Прежде чем меня призвал святой создатель, я была твоей. А ты моей.
Но в молчании росло чувство вины.
И тогда, на двенадцатый месяц их изгнания, Ананки и Темару обнаружили.
6. Эфира
Предложение Палласа зависло в мыслях Эфиры, словно призрак, преследовавший ее каждую минуту заключения. В течение шести дней ей было нечего делать, кроме как смотреть на стены и гадать, как доставить послание Беру. Слуги приносили ей еду дважды в день, и каждый вечер свидетель стучал в ее дверь и задавал один и тот же вопрос, станет ли она палачом Иерофана.
И каждый вечер Эфира давала свой ответ. Сегодня вечером посланником была женщина, едва старше самой Эфиры, с острыми чертами лица и пристальным взглядом.
– Я хочу увидеться с Беру, – сказала она женщине.
– Хорошо, – ответила свидетельница. – Тебе нужно сказать одно слово, и я отведу тебя к ней.
– Отведи меня к ней сейчас, и я подумаю, – возразила Эфира.
Свидетельница слабо улыбнулась.
– Попробуем еще раз завтра. – Она повернулась к коридору.
– Стой, – сказала Эфира. Команда сорвалась с ее языка прежде, чем она успела ее хорошо обдумать.
Свидетельница задержалась в ожидании.
Эфира сглотнула. Она скучала по Беру, словно по части себя. И ей не нравилось быть одной, как и всегда. Через шесть дней она уже была готова ломать стены.
Предложение Палласа дразнило ее. При мысли использовать Дар ради убийств по его приказу по коже бежали мурашки. Но что бы изменил отказ? Кого бы Паллас ни собирался убить, это все равно случится, рукой Эфиры или нет. А ее руки уже запачканы. Что значат еще несколько смертей?
Она встретилась взглядом со свидетельницей.