И настанет день третий
Шрифт:
Поравнявшись со смной, старик слегка притормозил:
– Извините, не подскажете, какой там на верху сейчас курс доллара? – голос грешника прозвучал неожиданно громко. Так обычно разговаривают слегка глуховатые люди.
– Что? – этот, казалось бы совсем неуместный вопрос, озадачил меня. Да еще попробуй вспомнить этот самый курс. – Вас интересует курс к евро?
– Что за евро такое? – старик состроил кислую мину. – Никогда не слыхал. Нет, меня интересует курс доллара к рублю. Вы ведь должны знать. Вы ведь наш, русский, да и к тому же моряк. – Удерживая тачку одной рукой, он показал на мое плече. Там из-под рваной телняшки выглядывала
– Где-то один к тридцати двум.
– За один рубль тридцать два доллара! – в глазах водителя тачки заплясали алчные огоньки.
– Нет, наоборот. За один доллар тридцать два рубля.
– Вы серьезно? – с лица пожилого интеллигента исчез восторг.
– Абсолютно.
– Да… До чего сука Горбачев страну довел! Говрил я, что вся эта гребанная перестройка добром не кончится.
Старик как малолетний босяк сплюнул на землю и ускорил шаг. Он даже не попращался. Он забыл о моем существовании, погруженный в свои невеселые мысли. Занятный субъект. Похож на престарелого чикагского мафиози. Глянув в след земляку, я кисло улыбнулся. А может я не так уж и далек от истины? По крайней мере, дырки от двух выстрелов в спину и запекшаяся на жилетке кровь говорили, что старикашка помер совсем не в мягкой постели, и уж точно не от сердечного приступа.
– Следуй за мной, – Диона оторвала меня от изучения пулевых отверстий в спине российского Аль-Капоне. – Не мешкай! Здесь уже очень опасно. Демоны следят за каждым нашим шагом, и они совсем рядом.
Вот оно как! Я задрал голову и с подозрением уставился на плотную пылевую завесу, которая перемешиваясь с низкими багровыми облаками, образовывала что-то вроде гигантского купола, накрывающего собой весь рудник. Нападение скорее всего последует именно оттуда. Хотя, кто его знает. Может коллеги Велиала притаились где-то в недрах земли и только и ждут повода, чтобы выскочить из своих нор, словно разъяренные тарантулы.
Я не стал искушать судьбу. Победа над одним демоном ничего не значит. Мне просто повезло. Возможно в первый и последний раз. На чужой территории, во враждебном мире даже самому-присамому везунчику все равно долго не продержаться.
Плетясь вслед за львицей, я с тоской глядел по сторонам. Лица, лица, лица. Покрытые серой пылью, изможденные, с потухшими впалыми глазами и пересохшими растрескавшимися губами. Когда я проходил мимо, они поворачивались ко мне и бросали быстрые затравленные взгляды. Никто и никогда так на меня не смотрел. Радость, вспышка надежды, а затем медленное угасание. И это у всех и у каждого.
Оно и понятно. Всего несколько часов назад я еще был живым человеком, я пришел из мира живых, я еще выглядел как живой. Я был напоминанием, связью с тем прошлым, которого узники преисподней лишились навечно. Но как ни странно, они даже не решались окликнуть меня. Они были напуганы, сломлены и покорены.
– Эй, морячек, как там наверху?
Я ошибся. Один из приговоренных все же заговорил со мной.
– Да уж повеселее, чем здесь. – Мой взгляд остановился на высоком молодом мужчине с увесистой киркой в руках. Он был голым по пояс. На хорошо развитом торсе перекатывались тренированные мускулы.
– Яков, когда пробегал тут со своей тележкой, крикнул, что ты идешь, что ты русский.
– Русский, – подтвердил я.
– Откуда?
– Из Питера.
Я перешел на коротенькие шажки, стараясь двигаться медленнее черепахи. Приказ Дьявола выполнялся. Передвигаюсь в заданном направлении – это главное, а вот про скорость, насколько я понял, в инструкции сказано ничего не было.
– Из Питера? Во везуха! – в глазах моего собеседника засветилось неподдельное счастье. – Я тоже из Ленинграда. – парень толкнул в плечо работающего рядом солдата в форме эпохи наполеоновских войн. – Слыш, Анри, земляка встретил.
– Поздравляю, – Анри отмахнулся от соседа и продолжил рубить серебристо-серую породу.
Мне очень хотелось перекинуться хоть парой словечек с этим незнакомым русским парнем, открытое честное лицо которого никак не вязалось со словом «грешник». Комсомолец, жизнелюб, спортсмен, вот наверняка и весь перечень его грехов.
Останавливаться запрещено! В мозгу вспыхнул суровый приказ. А чтоб тебя…! На прощание я махнул парню рукой, и в потоке людей, толкающих перед собой деревянные тележки, двинулся вглубь рудника.
– Постой! – молодой человек рванулся вслед за мной. – Может, браток, ты знаешь Иру Маркову? Она студентка, художница, папа у нее профессор. Жили они на Невском.
– Маркова, говоришь? Знавал я одних Марковых. Правда, было это… А в каком году ты… – я запнулся подбирая нужные слова. – Короче, помер ты в каком году?
– В восьмидесятом. Помню, только-только олимпиада в Москве отгремела.
– Если в восьмидесятом, то мои знакомые отпадают. Они в Ленинград переехали где-то в середине девяностых. – Я отвел глаза. – Прости, друг, ничем не могу помочь.
– Невеста это моя, – горло парня сдавил удушающий спазм. – Узнать бы, как она там. Любил я ее очень. А перед смертью даже проститься не удалось. Током меня в нашей мастерской долбануло. Я ведь скульптор. Варили мы с товарищем потрясную композицию из старого железа, которое пионеры на металлолом сволокли. Короче должен был получиться полный авангард. А сварочный аппарат дрянь, старье. Ну, и коротнул он, значит… Вот незадача, понимаешь ли.
– Понимаю, сочувствую, но к сожалению…
Я так и не успел договорить. Слова утонули в диком вое, обрушившемся с небес. Вскинув голову, я обнаружил здоровенного огнедышащего дракона, который падал прямо на наши головы. На загривке у него восседал всадник, одетый в развивающийся черный балахон. В левой руке наездник держал жезл, напоминающий извивающуюся гадюку. То, что этот чудовищный кавалерист прибыл по наши души, не было ни какого сомнения.
– Беги, с Абигором тебе лучше не встречаться, – Парень схватил меня за плечо, развернул и толкнул вдоль тропы.
– А ты? – в растерянности я обернулся.
– А мне бежать некуда, – он с горечью и отчаянием покачал головой. – Эх, надоело все! Хоть вспомню, что значит быть человеком! – Бросив на меня прощальный взгляд он вдруг добавил. – Меня между прочим Юра зовут. Это так, может, вспомнишь когда. А теперь беги!
Юноша поднял наперевес свою увесистую кирку и сделал шаг навстречу чудовищу. Обитатели каменоломни отпрянули в стороны, и молодой скульптор остался стоять один на неширокой каменистой площадке, похожей на цирковую арену. При виде этой сцены на меня и впрямь накатило ощущение, что все происходящее это ни что иное как представление, умело поставленное по мотивам каких-нибудь кельтских былин. И все было бы весело и увлекательно, если бы не смертный ужас, застывший на лицах притихшей толпы.