И настанет день третий
Шрифт:
Наблюдая за Анной, я не смог сдержаться и с умилением улыбнулся. Добро пожаловать в фан-клуб Алексея Глебова!
– Я говорю глупости? – Анна опустила глаза. – Да, я определенно говорю глупости. – Чтобы хоть как-то оправдаться и поддержать свой пошатнувшийся авторитет журналиста, девушка поспешила пояснить. – До сих пор не могу поверить, что вы живы. Три дня в ледяной воде – это просто невероятно!
Наивное дитя, думаешь, я сам могу поверить в это. Жив ли я сейчас, и был ли мертв тогда? Возможно, на этот вопрос я не смогу ответить никогда. Возможно, психолог и убедит меня, что все кошмары – это сбой окоченевшего умирающего мозга, такого, каким он был тогда, в бушующем океане. Но есть один вопрос, на который не будет ответа, к которому то и дело возвращаются
Глава 1
Сильный северо-западный ветер, обильно сдобренный фонтаном соленых брызг, больно обжигал неприкрытое лицо. Я не первый день в море, и прекрасно знаю, что такое шторм. То, что сейчас творится за бортом, еще сложно назвать штормом, скорее веселенькая качка. Но шторм будет, обязательно будет.
Придерживая рукой капюшон желтого дождевика, я оторвался от созерцания высоких бурунов, рдеющих в лучах заходящего солнца, и с некоторой нервозностью перевел взгляд на внушительные караваны толстых стальных труб. Ими словно прессом придавили крышки грузовых люков. Каждый штабель имел в высоту чуть более шести метров. Трубы предназначались для строительства магистральных газопроводов. Были они все одинаковые и лежали ровными рядами. Однако, насколько я помнил, среди них имелось два пакета – по четыре трубы, стянутых между собой толстыми стальными полосами. Получателем пакетов значилась какая-то датская контора, которая в Осло должна была перегрузить их прямо на грузовики. Отсюда и взялась такая, с позволения сказать, расфасовка. Огромному портовому крану ничего не стоит подцепить вот такой пакет и прямехонько отправить его на прицеп автомобиля. А вот что делать с этими «подарочками», если фарсмажор возникнет в море? Вес четырех труб не потянет ни один из наших бортовых кранов.
Черт, угораздило же связаться с этим железом! Специализация «Жокея» зерно – чистый безопасный груз. А тут судовладельцы настояли, вот Густаву и пришлось взять грех на душу. Густав конечно моряк от Бога, только вот выше морских законов ставит волю хозяев. Меня, например, хоть стреляй, никто и никогда не заставит выйти в море груженным свыше нормы, да еще и с этой хренью на палубе. Между прочим, проект крепления караванов так никто и не удосужился состряпать. Эх, зря я все-таки промолчал… Старею, что ли?
Все эти мысли вдруг разбередили память о далекой молодости. Тогда командир торпедного катера старший лейтенант Глебов еще мог себе позволить радиограмму типа: «Считаю решение командующего эскадрой ошибочным. Продолжаю действовать по собственному плану». От воспоминаний о шалостях давно минувших дней я по-доброму улыбнулся. Да… были времена! Все-таки как ни поливают грязью то далекое советское прошлое, а людей воспитывать тогда умели. Да каких людей: смелых, грамотных, принципиальных, решительных. И на риск они шли ради высокой цели, а никак не из-за каких-то паршивых денег.
На палубе пока вроде бы все в порядке. Конечно сейчас не моя вахта, но я как-никак старпом. Фигура не первая, но далеко и не последняя. Я отвечаю за этот корабль наравне с капитаном. Может, поэтому и решил все проверить самолично. Шторм ведь грядет не шутейный.
Я еще раз глянул на ближайший из штабелей. Покачал головой. Верил бы в бога, обязательно перекрестился, а так… плюнул и рванул на себя тяжелую герметичную дверь.
Внутри гораздо спокойней. Стены, конечно, ходят ходуном, но что поделаешь, море оно и есть море, и на нем далеко не всегда штиль. А в принципе к качке привыкаешь. Как к надоедливой мухе. Слегка раздражает, но не более. Спустившись по крутому трапу, я попал на жилую палубу. В длинный коридор выходят двери всех кубриков, кают-компания, камбуз, бытовка и парочка кладовок доверху забитых всяким
Ощущение безопасности подействовало как хорошее снотворное. Я зевнул и тут же, словно поддавшись ударившей в борт волне, качнулся в сторону своей каюты. Устал. Целый день на ногах. Сейчас бы вздремнуть минут по триста на каждый глаз. Но какой сон на пустой желудок, тем более, когда с камбуза так восхитительно тянет пряностями и жареным мясом. Саид опять состряпал свой знаменитый плов. Вспомнив маленького узбека, я улыбнулся. Это же надо, чтобы на голландском сухогрузе коком ходил узбек! Вообще то для всего экипажа он русский, как и я. Для всех этих сэров, синьоров, мсье и мистеров, все мы – жители благополучно почившего советского государства, так и продолжаем оставаться «Иванами».
Размечтавшись о полной тарелке рассыпчатого, пахнущего перцем и луком плова, я облизнулся. Какой тут к черту сон, когда слюни, кажется, потекли аж из носа. С этого самого момента меня стала интересовать лишь одна дверь, причем легко догадаться какая.
На самом камбузе никого не оказалось. Голоса Грига, Йохансена и Саида звучали из окошка соединяющего корабельную кухню с кают-компанией. Как обычно пустой треп, в котором бородатые северяне подтрунивали над простодушным узбеком, путающемся в английских словах. Ну, на этот раз кажется парни держатся в рамках дозволенного. Видать мой прошлый урок пошел им в прок. Накладывая себе приличную порцию плова, я улыбнулся. А господа скандинавы меня слегка побаиваются. И дело даже не в должности старпома. Скорее всего, магическим образом действует героическое прошлое советского военного моряка. Кстати о старых привычках. Не стану же я жрать прямо на камбузе, или того хуже, в своей каюте. Нехорошо отрываться от коллектива. Подойдя к раздаточному окну, я со стуком поставил тарелку из нержавейки на белый пластиковый подоконник. На звук вся троица собеседников обернулась.
– Где тут у тебя хлеб, Саид? Что-то никак не могу найти. – Я сделал вид, что лишь секунду назад появился на камбузе, а то еще чего доброго подумают, что подслушивал.
– Алексей Кириллович! – Кок вскочил со стула. – Там в духовке, лепешки. Я сейчас принесу. – Судя по всему, Саид обрадовался моему неожиданному появлению.
– Сиди уже. Я сам.
Не люблю я когда мне прислуживают. На языке цивилизованного человечества это, конечно, называется сервисом, а я вот не могу отделаться от гадкого ощущения раболепия маленькой рыбешки перед рыбешкой покрупней. А, между прочим, человек человеку друг, товарищ и брат! Надеюсь, никто об этом не забыл?
Когда, ввалившись в кают-компанию, я принялся стягивать с себя мокрый дождевик, Григ поинтересовался:
– Ну, как там? – при этих словах бородатый норвежец красноречиво мотнул головой в сторону иллюминатора.
– Скоро начнется.
– По прогнозу семь-восемь баллов. – Проинформировал Йохансен.
– Угу.
Я был знаком с прогнозом синоптиков, и он, откровенно сказать, не вселял оптимизма. Наверняка озабоченность проступила у меня прямо на лбу, так как Григ ехидно осклабился:
– Мы с «Жокеем» бывали и не в таких переделках. Для настоящего моряка восемь баллов это баловство.
Боцман явно мстил за стычку, которая произошла между нами еще в порту, во время погрузки. Крепление караванов из труб меня мягко сказать не удовлетворило. Однако этот проныра, пользующийся полным покровительством капитана, не стал ничего исправлять. В дополнение к уже натянутым найтовым он лишь завел парочку новых тросов и как всегда юркнул за широкую спину Густава.
– Не знаю, в каких передрягах вы там бывали, – я постарался придать голосу твердость стали, – но если хотя бы один из этих чертовых найтовых лопнет, я вышвырну тебя на палубу подпирать трубы своим собственным горбом. – Сказал я это как бы между прочим. Незлобно так сказал, как будто собирался отправить боцмана на обычное рядовое задание. Типа палубу подраить, что ли.